«Пьяный корабль» поэзии и трезвое дно жизни
Знал ли юноша из французского Шарлевиля, что создал уникальное произведение мировой литературы, которое впоследствии станет гимном символистов? Возможно, знал. Ведь жизнь Артюра Рембо (1854 - 1891) была необычной и, казалась, лишенной здравого смысла. В возрасте, когда многие таланты только вступают в литературу, он уже из нее вышел. Все свои гениальные стихи Рембо успел написать до двадцати лет. Затем, проведя анализ современной поэзии, решил, что лучше путешествовать по свету и зарабатывать на жизнь торговлей.
В 1871 году, когда был написан «Пьяный корабль», в литературной среде еще не существовал термин «символизм». Он был введен в обращение немного позже французским поэтом Жаном Мореасом. Однако манера письма Рембо, его художественные средства и эстетические принципы полностью соответствовали духу символизма. Особенно характерным в этом плане был «Пьяный корабль».
Удивительно, но в период создания своего шедевра юный Артюр еще не видел ни моря, ни кораблей, а уж тем более не бороздил отважно морские просторы. Такую удивительную картину рисовало его гениальное воображение. Вместе с тем «Пьяный корабль» - это не хаотичный набор эмоций впечатлительного юноши. Это хорошо осмысленное и четко продуманное стихотворение, поражающее не только фантасмагорией событий, но и прекрасной поэтической формой. Стих написан строгим александрийским гекзаметром.
Корабль опьянел от свободы и в этом вихре чувств полностью отдался воле рока. В его стремительно-фантастическом движении по морским просторам и есть, по мнению юного Рембо, смысл бытия, где перемешаны все чувства, как позитивные:
Ослепительной радугой мост изогнулся,
так и негативные:
Загрязненный пометом, увязнувший в тину.
Корабль без руля и парусов – великолепный символ поэта, который смело бросается в водоворот жизни. Он ощущает себя опьяневшим от беспредельности пространства и неутолимой жажды странствий, приключений. Поэт стремится открывать неразгаданные тайны, неизвестные земли. Однако на этом пути его ждет и немало разочарований, а в итоге разбитость и усталость. В свои шестнадцать лет Рембо уже прекрасно это понимал.
Пусть мой киль разобьет о подводные камни,
Захлебнуться бы, лечь на песчаное дно…
К сожалению, так произошло и в судьбе самого Рембо. Он был выброшен из жизни ее бурным течением в самом расцвете творческих сил. Поэту тогда было 37.
Артюр Рембо «Пьяный корабль».
Иллюстратор К. Калинович, 1995.
«Пьяный корабль» (фр. Le Bateau ivre) - стихотворение французского поэта Артюра Рембо, написанное им в 17 лет, в конце лета 1871 в Шарлевиле.
Одно из самых известных и значительных произведений Рембо, и одно из немногих, которыми он сам был доволен.
Стихотворение написано от имени корабля, сорванного с якоря, и носящегося по свету по воле волн и ветров.
Перед взором поэта проходит череда фантасмагорий, яростные бури «в темных глазницах морей», каскады молний «из пылающих ям черно-синих небес», таинственные и зловещие прибрежные леса, «где глазами людей леопарды глядят», и отчаянная мечта о великолепии могущества:
Мощь грядущая - птиц золотых миллион?
Перевод Е. Головина.
В конце - лишь разочарование и желание добраться хоть до какой-нибудь пристани.
Существует множество переводов стихотворения на русский.
Первый полный перевод (прозаический) был опубликован в 1901 киевским филологом и философом А. Н. Гиляровым (1856-1938) в книге «Предсмертные мысли XIX века во Франции по её крупнейшим литературным произведениям», причем переводчик задался целью познакомить читателей с «безобразным произведением», наделенным лишь «отталкивающим своеобразием».
В том же Киеве в 1909 вышел первый стихотворный перевод (неполный) Владимира Эльснера. В дальнейшем Пьяный корабль переводили Владимир Набоков, Бенедикт Лившиц, Давид Бродский, Павел Антокольский, Леонид Мартынов, Давид Самойлов и другие поэты. Возможно, лучшими на данный момент являются переводы Антокольского и Евгения Головина; последний текстуально довольно близок к оригиналу, и постарался воспроизвести его интонацию и напористый ритм (для чего использован нечастый в русской поэзии четырёхстопный анапест).
Перевод: Павел Григорьевич Антокольский.
Между тем как несло меня вниз по теченью,
Краснокожие кинулись к бичевщикам,
Всех раздев догола, забавлялись мишенью,
Пригвоздили их намертво к пестрым столбам.
Я остался один без матросской ватаги.
В трюме хлопок промок и затлело зерно.
Казнь окончилась. К настежь распахнутой влаге
Понесло меня дальше, - куда, все равно.
Море грозно рычало, качало и мчало,
Как ребенка, всю зиму трепал меня шторм.
И сменялись полуострова без причала,
Утверждал свою волю соленый простор.
В благодетельной буре теряя рассудок,
То как пробка скача, то танцуя волчком,
Я гулял по погостам морским десять суток,
Ни с каким фонарем маяка не знаком.
Я дышал кислотою и сладостью сидра.
Сквозь гнилую обшивку сочилась волна.
Якорь сорван был, руль переломан и выдран,
Смыты с палубы синие пятна вина.
Так я плыл наугад, погруженный во время,
Упивался его многозвездной игрой,
В этой однообразной и грозной поэме,
Где ныряет утопленник, праздный герой;
Лиловели на зыби горячечной пятна,
И казалось, что в медленном ритме стихий
Только жалоба горькой любви и понятна -
Крепче спирта, пространней, чем ваши стихи.
Я запомнил свеченье течений глубинных,
Пляску молний, сплетенную как решето,
Вечера - восхитительней стай голубиных,
И такое, чего не запомнил никто.
Я узнал, как в отливах таинственной меди
Меркнет день и расплавленный запад лилов,
Как подобно развязкам античных трагедий
Потрясает раскат океанских валов.
Снилось мне в снегопадах, лишающих зренья,
Будто море меня целовало в глаза.
Фосфорической пены цвело озаренье,
Животворная, вечная та бирюза.
И когда месяцами, тупея от гнева,
Океан атакует коралловый риф,
Я не верил, что встанет Пречистая Дева,
Звездной лаской рычанье его усмирив.
Понимаете, скольких Флорид я коснулся?
Там зрачками пантер разгорались цветы,
Ослепительной радугой мост изогнулся,
Изумрудных дождей кочевали гурты.
Я узнал, как гниет непомерная туша,
Содрогается в неводе Левиафан,
Как волна за волною вгрызается в сушу,
Как таращит слепые белки океан;
Как блестят ледники в перламутровом полдне,
Как в заливах, в лимонной грязи, на мели,
Змеи вяло свисают с ветвей преисподней
И грызут их клопы в перегное земли.
Покажу я забавных рыбешек ребятам,
Золотых и поющих на все голоса,
Перья пены на острове, спячкой объятом,
Соль, разъевшую виснущие паруса.
Убаюканный морем, широты смешал я,
Перепутал два полюса в тщетной гоньбе.
Прилепились медузы к корме обветшалой,
И, как женщина, пав на колени в мольбе,
Загрязненный пометом, увязнувший в тину,
В щебетанье и шорохе маленьких крыл,
Утонувшим скитальцам, почтив их кончину,
Я свой трюм, как гостиницу на ночь, открыл.
Был я спрятан в той бухте лесистой и снова
В море выброшен крыльями мудрой грозы,
Не замечен никем с монитора шального,
Не захвачен купечеством древней Ганзы,
Лишь всклокочен как дым и как воздух непрочен,
Продырявив туманы, что мимо неслись,
Накопивший - поэтам понравится очень! -
Лишь лишайники солнца и мерзкую слизь,
Убегавший в огне электрических скатов
За морскими коньками по кипени вод,
С вечным звоном в ушах от громовых раскатов,
Когда рушился ультрамариновый свод,
Сто раз крученый-верченый насмерть в мальштреме.
Захлебнувшийся в свадебных плясках морей,
Я, прядильщик туманов, бредущий сквозь время,
О Европе тоскую, о древней моей.
Помню звездные архипелаги, но снится
Мне причал, где неистовый мечется дождь, -
Не оттуда ли изгнана птиц вереница,
Золотая денница, Грядущая Мощь?
Слишком долго я плакал! Как юность горька мне,
Как луна беспощадна, как солнце черно!
Пусть мой киль разобьет о подводные камни,
Захлебнуться бы, лечь на песчаное дно.
Ну, а если Европа, то пусть она будет,
Как озябшая лужа, грязна и мелка,
Пусть на корточках грустный мальчишка закрутит
Свой бумажный кораблик с крылом мотылька.
Надоела мне зыбь этой медленной влаги,
Паруса караванов, бездомные дни,
Надоели торговые чванные флаги
И на каторжных страшных понтонах огни!
1871. Перевод: после 1945.
Артюра Рембо «Пьяный корабль».
Перевод: Евгений Всеволодович Головин.
Я спускался легко по речному потоку
Наспех брошенный теми, кто шел бичевой.
К разноцветным столбам пригвоздив их жестоко,
Краснокожие тешились целью живой.
И теперь я свободен от всех экипажей
В трюме только зерно или хлопка тюки…
Суматоха затихла. И в прихоть пейзажей
Увлекли меня волны безлюдной реки.
В клокотанье приливов и в зимние стужи
Я бежал, оглушенный, как разум детей,
И полуострова, отрываясь от суши
Не познали триумфа столь диких страстей.
Ураганы встречали мои пробужденья,
Словно пробка плясал я на гребнях валов,
Где колышатся трупы в инерции тленья
И по десять ночей не видать маяков.
Словно яблоко в детстве, нежна и отрадна,
Сквозь еловые доски сочилась вода.
Смыла рвоту и синие винные пятна,
Сбила якорь и руль неизвестно куда.
С той поры я блуждал в необъятной Поэме,
Дымно-белой, пронизанной роем светил,
Где утопленник, преданный вечной проблеме,
Поплавком озаренным задумчиво плыл.
Где в тонах голубой, лихорадочной боли,
В золотистых оттенках рассветной крови,
Шире всех ваших лир и пьяней алкоголя,
Закипает багровая горечь любви.
Я видал небеса в ослепительно-длинных
Содроганьях… и буйных бурунов разбег,
И рассветы, восторженней стай голубиных,
И такое, о чем лишь мечтал человек!
Солнце низкое в пятнах зловещих узоров,
В небывалых сгущеньях сиреневой мглы
И подобно движениям древних актеров,
Ритуально и мерно катились валы…
Я загрезил о ночи, зеленой и снежной,
Возникающей в темных глазницах морей,
О потоках, вздувающих вены мятежно
В колоритных рожденьях глубин на заре.
Я видал много раз, как в тупой истерии
Рифы гложет прибой и ревет, точно хлев,
Я не верил, что светлые ноги Марии
Укротят Океана чудовищный зев.
О Флориды, края разноцветных загадок,
Где глазами людей леопарды глядят,
Где повисли в воде отражения радуг,
Словно привязи темно-опаловых стад.
Я видал как в болотах глухих и зловонных
В тростнике разлагался Левиафан,
Сокрушительный смерч в горизонтах спокойных
Море… и водопадов далекий туман.
Ледяные поля. В перламутровой яви
Волны. Гиблые бухты слепых кораблей,
Где до кости обглоданные муравьями,
Змеи падают с черных пахучих ветвей.
Я хотел, чтобы дети увидели тоже
Этих рыб - золотисто-певучих дорад.
Убаюканный пеной моих бездорожий
Я вздымался, загадочным ветром крылат.
Иногда, вечный мученик градусной сети,
Океан мне протягивал хищный коралл.
Или, в желтых присосках бутоны соцветий
Восхищенный, как женщина, я замирал…
А на палубе ссорились злобные птицы,
Их глаза были светлые до белизны,
И бездомные трупы пытались спуститься
В мой разломанный трюм - разделить мои сны.
Волосами лагун перепутан и стянут
Я заброшен штормами в бескрайний простор,
Мой скелет опьянелый едва ли достанут
Бригантина Ганзы и стальной монитор.
Фиолетовым дымом взнесенный над ветром,
Я пробил, точно стенку, багровую высь,
Где - изящным подарком хорошим поэтам -
Виснут сопли лазури и звездная слизь.
В электрических отблесках, в грозном разгуле
Океан подо мной бушевал, словно бес,
Как удары дубин грохотали июли
Из пылающих ям черно-синих небес…
Содрогался не раз я, когда было слышно,
Как хрипят бегемоты и стонет Мальстрем,
Я, прядильщик миров голубых и недвижных,
Но Европа… ее не заменишь ничем.
Были звездные архипелаги и были
Острова… их просторы бредовы, как сон.
В их бездонных ночах затаилась не ты ли
Мощь грядущая - птиц золотых миллион?
Я действительно плакал! Проклятые зори.
Горько всякое солнце, любая луна…
И любовь растеклась в летаргическом горе,
О коснулся бы киль хоть какого бы дна!
Если море Европы… я жажду залива
Черные лужи, где пристани путь недалек,
Где нахмуренный мальчик следит молчаливо
За своим кораблем, нежным, как мотылек.
Я не в силах истомам волны отдаваться,
Караваны судов грузовых провожать,
Созерцать многоцветные вымпелы наций,
Под глазами зловещих понтонов дрожать.
Мне почему-то кажется, что Владимир Высоцкий вдохновлялся этими стихами Рембо, когда писал свою «Балладу о брошенном корабле».
Владимир Высоцкий «Баллада о брошенном корабле».
Капитана в тот день называли на "ты",
Шкипер с юнгой сравнялись в талантах;
Распрямляя хребты и срывая бинты,
Бесновались матросы на вантах.
Двери наших мозгов
Посрывало с петель
В миражи берегов,
В покрывала земель,
Этих обетованных, желанных -
И колумбовых, и магелланных.
Только мне берегов
Не видать и земель -
С хода в девять узлов
Сел по горло на мель!
А у всех молодцов -
Благородная цель...
И в конце-то концов -
Я ведь сам сел на мель.
И ушли корабли - мои братья, мой флот,-
Кто чувствительней - брызги сглотнули.
Без меня продолжался великий поход,
На меня ж парусами махнули.
И погоду и случай
Безбожно кляня,
Мои пасынки кучей
Бросали меня.
Вот со шлюпок два залпа - и ладно!-
От Колумба и от Магеллана.
Я пью пену - волна
Не доходит до рта,
И от палуб до дна
Обнажились борта,
А бока мои грязны -
Таи не таи,-
Так любуйтесь на язвы
И раны мои!
Вот дыра у ребра - это след от ядра,
Вот рубцы от тарана, и даже
Видны шрамы от крючьев - какой-то пират
Мне хребет перебил в абордаже.
Киль - как старый неровный
Гитаровый гриф:
Это брюхо вспорол мне
Коралловый риф.
Задыхаюсь, гнию - так бывает:
И просоленное загнивает.
Ветры кровь мою пьют
И сквозь щели снуют
Прямо с бака на ют,-
Меня ветры добьют:
Я под ними стою
От утра до утра,-
Гвозди в душу мою
Забивают ветра.
И гулякой шальным все швыряют вверх дном
Эти ветры - незваные гости,-
Захлебнуться бы им в моих трюмах вином
Или - с мели сорвать меня в злости!
Я уверовал в это,
Как загнанный зверь,
Но не злобные ветры
Нужны мне теперь.
Мои мачты - как дряблые руки,
Паруса - словно груди старухи.
Будет чудо восьмое -
И добрый прибой
Мое тело омоет
Живою водой,
Моря божья роса
С меня снимет табу -
Вздует мне паруса,
Словно жилы на лбу.
Догоню я своих, догоню и прощу
Позабывшую помнить армаду.
И команду свою я обратно пущу:
Я ведь зла не держу на команду.
Только, кажется, нет
Больше места в строю.
Плохо шутишь, корвет,
Потеснись - раскрою!
Как же так - я ваш брат,
Я ушел от беды...
Полевее, фрегат,-
Всем нам хватит воды!
До чего ж вы дошли:
Значит, что - мне уйти?!
Если был на мели -
Дальше нету пути?!
Разомкните ряды,
Все же мы - корабли,-
Всем нам хватит воды,
Всем нам хватит земли,
Этой обетованной, желанной -
И колумбовой, и магелланной!
Материал из Википедии - свободной энциклопедии
| Пьяный корабль | |
| Le Bateau ivre | |
| |
|
| Жанр | Стихотворение |
|---|---|
| Автор | Артюр Рембо |
| Язык оригинала | французский |
| Дата написания | 1871 |
| Дата первой публикации | 1883 |
Одно из самых известных и значительных произведений Рембо, и одно из немногих, которыми он сам был доволен .
Стихотворение
Стихотворение состоит из 25 катренов александрийского стиха с перекрестной рифмовкой и намеренно расшатанным ритмом . Написано от имени корабля, сорванного с якоря, и носящегося по свету по воле волн и ветров.
Перед взором поэта проходит череда фантасмагорий, яростные бури «в темных глазницах морей», каскады молний «из пылающих ям черно-синих небес», таинственные и зловещие прибрежные леса, «где глазами людей леопарды глядят», и отчаянная мечта о великолепии могущества:
В конце - лишь разочарование и желание добраться хоть до какой-нибудь пристани.
Написав это гениальное стихотворение в 17 лет, Рембо предсказал в нём собственную судьбу, полную скитаний и странствий, закончившихся жизненным крахом и смертью в старинной европейской гавани .
Впервые было напечатано без ведома автора в журнале «Лютеция» (Lutèce) в номере от 8-9 ноября 1883, а затем в книге Верлена «Проклятые поэты» (1884) .
Мнения
Рембо, ныне признанный как один из первых поэтов-символистов и предтеча экспрессионизма , при жизни удостоился похвалы лишь со стороны немногих, таких же как он про́клятых поэтов , причем даже они осуждали его нарочитую асоциальность и хулиганство.
Читателей XIX века поражал неистовый напор и дикое буйство метафор, проносящихся от звездного сверкания до луж блевотины, и действительно способных навести на мысль о пьяных видениях, или наркотических галлюцинациях.
Истоки поэтического образа исследователи усматривают в Старом отшельнике поэта-парнасца Леона Дьеркса , Ветре с моря Малларме и в знаменитом Плавании Бодлера . При этом, в отличие от прежних поэтов, лишь сравнивавших героя с потерявшим управление кораблем, Рембо уже прямо отождествляет себя с судном и пишет от его имени: прием, ставший обычным только в XX веке.
Необычная и яркая образность Пьяного корабля отражает особую поэтическую концепцию Рембо, представлявшего поэзию как ясновидение .
Влияние
Поэзия XX века прошла под знаком определяющего влияния этого Маленького Шекспира. Никто не способствовал в такой мере обогащению современной поэзии. Самый активный в сонме поэтов Уголка стола, он влил в поэзию новую, омоложенную кровь .
- Гарин И. И. Проклятые поэты, с. 714
Влияние Рембо на поэзию XX века и в целом было огромным. Пьяный корабль вызвал ряд прямых подражаний, но мотивы этого стихотворения можно найти и в целом ряде оригинальных и значительных произведений последующего периода. Например, одним из наиболее известных русских стихотворений, в которых можно усмотреть влияние Пьяного корабля , является Заблудившийся трамвай Николая Гумилева .
В том же Киеве в 1909 вышел неполный стихотворный перевод Владимира Эльснера . Самый ранний полный поэтический перевод принадлежит, по-видимому, Сергею Боброву (под псевдонимом Мар Иолэн): он выполнен в 1910-е гг. под заглавием «Пьяное судно» и при жизни переводчика опубликован не был.
В дальнейшем стихотворение переводили Владимир Набоков , Бенедикт Лившиц , Давид Бродский , Павел Антокольский , Леонид Мартынов , Александр Големба , Михаил Кудинов , Давид Самойлов , Евгений Витковский , Евгений Головин , Юрий Лифшиц и другие.
Артюр Рембо - символ мирового поэтического авангарда. Творчество этого поэта представляет собой уникальное в истории явление литературы. Виктор Гюго назвал его "Шекспиром-ребенком". И вполне справедливо: Рэмбо начал с того, чем обычно заканчивают большие поэты. В возрасте 15-17 лет он создает шестьдесят стихов, десять из которых стали настоящими вершинами французской поэзии, а стихотворение "Пьяный корабль" стал всемирно известным произведением. Нуждается ли еще каких-либо доказательств гениальности поэта? В свои семнадцать лет Артюр Рембо - зрелый поэт. В течение еще нескольких лет он создает почти все, что составляет его творческое наследие, - сборник "Озарение", книгу-исповедь "Сквозь ад", а также свой блестящий программное стихотворение "Пьяный корабль".
"Пьяный корабль" - это стихотворение-поэма. Это творческая исповедь гениального подростка, осмысленная и четко продуманная, которая была навеяна автору впечатлениями юношеского чтения, его увлечением морем и романтикой морских приключений. И хотя автор произведения до сих пор не видел ни моря, ни кораблей, творческое воображение рисовало юноше лазурное море, изысканную бригантину под шелковыми парусами, которая несется в безбрежный морской простор навстречу ветрам и необычным приключениям.
Корабль без руля и ветрил - это символический, развернутый образ поэта. Он, этот поэт, чувствует себя словно опьяневшим от безграничности пространства и неуемной жажды странствий, приключений. Он стремится открывать неразгаданные тайны, неведомые земли.
Бешено хлюпали океанские приливы,
А я, когда глухой, как мозг детворы,
Все за водой плыл! И мятеж гигантский
Сняли полуострова, пространства и ветры.
Все волшебное, необычное в этом плавании, что обогащает поэта особенными впечатлениями, которые просто невозможно объяснить формальной логикой.
Обычная молния становится динамитом, "что подрывает небеса", сигналы тревоги, прибое и течения сливаются в одно понятие, приобретает силы мотора. Это "вечный двигатель" поэта. Оказывается, что и рассвет может говорить какой-то экзальтированной языке необычного "голубиного народа". Итак, поэт видит то, чего обычному смертному бы увидеть не удалось.
Я молниями небо разорвано знаю,
Прибое, течения, заката голубые,
Рассветы, возбужденные, словно голубиные стаи,
И то, что может лишь примаритись тебе.
Видит поэт и разъяренные морские валы, цветы, подобные пантерячих зрачков, ледники, небеса и зарева. И все это представало в воображении мальчика, пускал свой маленький кораблик в холодную грязную лужу.
По европейской тоскуя водой,
Холодную и грязную лужу вижу я,
Где вутлий корабль, как мотыля весной,
Пускает в полумгле огорченное мальчик.
Но как же хорошо, когда даже в грязной луже человек может видеть прекрасное лазурное море, озаряется яркими солнечными лучами, бригантину, что поднимает парус и уносится вдаль навстречу ветрам и невзгодам.
И как несказанно жаль, что прекрасный поэт бросил свой якорь не в тихой лазурной гавани, а в марсельской больнице - больной, истощенный, он навсегда почил там 10 октября 1891 года в возрасте всего тридцати семи лет. Но несется вдаль безумный корабль его поэзии, даря людям прекрасную мечту, побуждая к борьбе за жизнь, придавая силы и силу.