Бывало, что ни напишу,
Все для иных не Русью пахнет…
А. С. Пушкин. Дельвигу Иван Соломонович Байрон, литературно-художественный и общественно-политический переводчик с польского, сложив руки замком на пояснице, пошел летним вечером погулять в переулках чистого духа. И нашло его там помойное ведро с бриллиантами чистой воды. И было в том ведре бриллиантов с полкило или даже грамм шестьсот - на глазок.
На ведро это по ночам ходили очень крутые люди - по причине отключки туалета в особняке, где они ремонтировали дух Серебряного века. Но в силу исключительных обстоятельств и классического единства действия, места и времени, о которых можно строить в уме только бесчисленные догадки, - помойное ведро с бриллиантами вдруг спустилось из окна на землю посредством связки простыней цвета мокрого асфальта. Такая вот связка была продета под дужку ведра, и в миг его приземления она втянулась обратно в окно, как тихая лапша.
Ведро же, колеблемое изнутри разнообразным своим содержанием, стало двигаться колебательно вниз по улочке, скользкой после дождика в четверг.
Пешеход моментально понял, с чем он имеет дело, поскольку в последнее время второго тысячелетия его прямо-таки преследовали умопомрачительные успехи, неописуемое везение и процветание. На него после мерзости запустения и пустости замерзения вдруг обрушился ливень чудес. Он совершенно готов был к этому ливню давным-давно и заждался, претерпев содрогательно-долгие унижения и томительную безысходность в натуге своих образцовых трудов.
И вот, наконец-то, поделом ему, поделом - одно за другим сыплются на него чудеса, небо - в алмазах, в помойном ведре - бриллианты чистой воды. Только вот люди в массе своей к этому времени стали ему противны и ненавистны, как тараканы, тошно ему глядеть на их мрачные, злобные, плебейские рожи, а уж речь этих рож - ну просто помойка. И хуже того, даже лет через двести не получится здесь никакая Великобритания. Велик обретания лик… Поэтому И. С.
Байрон теперь постоянно читает в транспорте, чтоб не глядеть на людей и, заслонясь чтивом, их рожи не видеть, такая действительность в данный момент.
Однако же мне вот лично небесами послано и велено распорядиться! - так помыслил в переулках чистого духа Байрон и с почтительной благодарностью взял помойное ведро с бриллиантами… Тем более надо сказать, что его уду-шливо крошечная с низкими потолками двухкомнатная квартира в кооперативном кирпиче середины века, в котором мы с тобой проживаем и который мы с тобой доживаем, драгоценный читатель, была битком набита роскошным антиквариатом с наших помоек, откуда Байрон собственными руками всю жизнь извлекал дивные вещи и сам реставрировал их с безупречным вкусом, сочетая шикарность, начитанность и въедливый педантизм.
Придя домой, он безотлагательно снял с полки, найденной на помойке, антикварный том, найденный на помойке и собственноручно переплетенный в сафьян с золотым тиснением, также найденный им некогда на помойке. Там была замечательная статья, разъясняющая подробно и толково, каким образом извлекают бриллианты из помойного ведра и возвращают им благородство «чистой воды». Не хуже нас понимая, что после выхода этого пособия прошло почти полтора столетия и с тех пор появились куда более современные средства и способы, все же Байрон на них не польстился, а совершил свое дело, как было принято в старину, когда счастливые холопы светились духовностью, души не чаяли в барине и совсем еще не были тронуты никакой порчей ни язык, ни в массе людские лица.
Примерно через неделю изготовил Байрон полный список знакомых, чьи знакомые могут иметь знакомых, интересующихся бриллиантами чистой воды на предмет их покупки поштучно и оптом.
Очень многие немедленно захотели купить, но почему-то непременно в готовых изделиях - в кольцах, браслетах, серьгах, поясах, диадемах, гребнях, булавках, запонках, пряжках, кубках, обложках, рамах, биноклях, даже в спинках и подлокотниках кресел, даже в плитке для ванной, - а так вот, отдельно, в голом виде, никто не хотел. Но все они обещали быстро найти покупателей, полагая, что это как раз - проще простого и легче легкого, поскольку настали самые подходящие времена.
Бывало, кто-нибудь из дурно воспитанных спрашивал вдруг:
А откуда у вас столько?..
Тогда незамедлительно Байрон им отвечал:
Ну, видите ли, в силу известных вам исторических обстоятельств - не хотите ли чашечку кофе? - я в молодости долго скитался в краях, где этими камушками, завернутыми в кусок газеты, могли заткнуть бутылку с остатками водки запросто. Алмазы валялись там под ногами, как лимоны в Испании, часто ими платили за кой-какую работу, а я хранил их до лучших времен.
Месяца через два потоком пошли покупатели, брали помногу и по очень многу, большими партиями, стаканами, бидонами, ведрами. Но камней оставалось ничуть не меньше, чем было!.. И тут как тут Байрон вновь почуял себя неудачником, который на гребне своих чудес и небесных везений связался с адским кидалой и теперь обречен на сизифов труд, как в прежние времена, когда ничто не удавалось ему докатить до победного места и никак не мог он явить абсолютной и всем очевидной способности исчерпать хотя бы одну из своих проблем. Опять его изнуряло тупое чувство бессилия, унизительное мучение, бесконечно питаемое сосредоточенностью всего организма на единственной цели - увидеть конец, который делу венец.
Но чем больше он тратил времени, связей, трудов и фантазий на поиски покупателей и чем ниже спускал он цену, чтобы с этим делом покончить раз и навсегда, тем сильней и неотвратимей распирала его тоска и терзало предчувствие, что при его жизни это дело не кончится добром!..
Каждую ночь Байрон пересчитывал свои бриллианты чистой воды. Их было все так же много!.. И ни о чем ином он думать уже не мог и не мог ничем другим заниматься, хотя на светских балах и приемах еще иногда шуршали восторженным шепотом: «Вот Байрон идет Иван Соломонович!..» Порой ему жутко хотелось пройтись, прогуляться по той музыкальной улочке, где нашло его это помойное ведро с бриллиантами. Но портрет Федора Михайловича, который он некогда нашел на помойке в шикарной раме, не отпускал его ни на шаг в ту сторону и прямо-таки приказывал ни в коем случае, ни под каким предлогом и видом не возвращаться туда и всячески обходить ту самую улочку стороной, делая крюк.
Тем паче тянуло его туда неотвратимо, адской волной толкая в спину, дыша в затылок и мелкой дрожью за ноги волоча. Ну прямо хоть из дому не выходи! И, чтобы пресечь эту порочную тягу и свое дурное безволие, Байрон решил отправиться в кругосветное путешествие. А куда деть нескончаемые бриллианты чистой воды на время отсутствия? Куда?!
Один очень опытный человек посоветовал ему взять бриллианты с собой, поскольку они в чемоданах не светятся ни под какими рентгенами, когда проходишь таможню, и не звенят, как металлы, и не пахнут они, как наркотики.
Замечательная идея!.. Байрон взял их с собой в простом чемодане и решил путешествовать кругосветно, покуда не перестанет его тянуть на ту подозрительную московскую улочку.
Месяца через три Байрон опять расцвел. Он совершенно избавился от пыточной тоски, сверлящего страха и панических наваждений. Байрон питался исключительно дарами садов, огородов и моря. Наслаждался Байрон музеями, театрами, пляжами, парусными лодками, особенно оперой и верховой ездой. В нем было очень развито чувство прекрасного, и он даже влюбился в одну гречанку, которую встретил в оливковой роще, а после - в лимонной.
Однажды вечером, когда было у нас раннее утро, Байрон пошел погулять в переулках чистого духа на другом конце света, насвистывая «Сердце красавицы» и сложив руки замком на пояснице. Вдруг - из роскошного венецианского окна выбросилась связка простыней цвета мокрого асфальта, подцепила она Байрона за подбородок и втащила его целиком в окно, как тихую лапшу. Он даже не успел выдохнуть крик, он совсем ничего не понял, ну совсем ничего, - ему показалось, что он просто запутался в каком-то воздушном змее, запущенном для полета с земли на небо.
Голыми цифрами дат, как правило, заколочены главные обстоятельства.
Родилась 2 июня 1937 года в Киеве. У отца было двойное высшее образование: инженерное и юридическое, он работал инженером на транспортных ветках. Мать закончила гимназию до революции, давала уроки французского, математики, работала на художественных промыслах, медсестрой в госпитале и кем придётся, даже дровосеком.
В год моего рождения арестовали отца по клеветническому доносу, через несколько пыточных месяцев сочли его невиновным, он вернулся, но стал быстро слепнуть. Слепота моего отца оказала чрезвычайное влияние на развитие моего внутреннего зрения.
В 1941-45 годах мать, отец, старшая сестра и я жили в Челябинске, отец работал на военном заводе.
В 1954 году я закончила школу в Киеве и поступила на заочное отделение филологического факультета.
В 1955-ом поступила на дневное отделение поэзии Литературного института в Москве и закончила его в 1961 году.
Летом - осенью 1956 года на ледоколе "Седов" я плавала по Арктике и была на множестве зимовок, в том числе и на Мысе Желания, что на Новой Земле, в районе которой испытывали "не мирный атом". Люди Арктики, зимовщики, лётчики, моряки, их образ жизни, труд (в том числе и научный), законы арктического сообщества повлияли так сильно на мою 19-летнюю личность, что меня очень быстро исключили из Литинститута за "нарастание нездоровых настроений в творчестве" и напечатали огромную разгромную статью в "Известиях" за подписью В.Журавлёва, который позже прославился тем, что в тех же "Известиях" напечатал стихи Анны Ахматовой, подписав их своим именем и внеся в них мелкую правку.
В 1961 году вышла моя первая книга в Москве "Мыс Желания" (никаких романтических "желаний"!.. чисто географическое название мыса на Новой Земле), - книгу пробил в печать Николай Тихонов, когда в очередной раз меня обвинили в том, что я - не наш, не советский поэт, чей талант особенно вреден, поскольку сильно и ярко воздействует на читателя в духе запада.
Моя вторая книга "Лоза" вышла в Москве через 9 лет, в 1970 году, поскольку я попала в "чёрные списки" за стихи "Памяти Тициана Табидзе", написанные в 1962-ом. Убеждена, что все "чёрные списки" по ведомству литературы, всегда и сейчас, сочиняются одними писателями против других, потому что репрессии - очень доходное дело.
Благодаря тому, что мои стихи для детей никому ещё не были известны и поэтому не попали под запрет, я смогла напечатать в 1963 году куст стихотворений для детей в журнале "Юность", где по этому случаю возникла рубрика "Для младших братьев и сестёр". Читатель мгновенно мне заплатил люблями.
Занимаясь поэтикой личности, языков изобразительного искусства и философией поэтского мира, я получила тогда огромное наслаждение от того, что "чёрные списки" так светло рассиялись и только расширили круг люблёвых читателей.
С 1970 по 1990 год я издала книги лирики: "Лоза", "Суровой нитью", "При свете жизни", "Третий глаз", "Избранное", "Синий огонь", "На этом береге высоком", "В логове голоса". После этого 10 лет не издавалась.
"Лицо"(2000), "Таким образом"(2000,2001), "По закону - привет почтальону"(2005, 2006) вышли с включением в содержание страниц моей графики и живописи, которые не являются иллюстрациями, это - такие стихи, на таком языке.
Долгие годы меня не выпускали за рубеж, несмотря на сотни приглашений от международных фестивалей поэзии, форумов, университетов и СМИ, - боялись, что я сбегу и тем испорчу международные отношения. Но всё же года с 85-го у меня были авторские вечера на всех знаменитых международных фестивалях поэзии в Лондоне, в Кембридже, Роттердаме, Торронто, Филадельфии. Стихи переведены на все главные европейские языки, также на японский, турецкий, китайский.
Теперь те, кто боялись, что я сбегу, - боятся, что я не сбегу, а напишу ещё не одну "Звезду Сербости". И пусть боятся!..
В "Известиях", а следом и в других печорганах, проскочила неряшливая заметка, где меня обозвали лауреатом Госпремии и за эту ошибку не извинились перед читателями. Премии мои таковы: "Золотая роза" (Италия), "Триумф" (Россия), премия имени А.Д. Сахарова (Россия).
Мои дальние предки пришли в Россию из Испании, по дороге они жили в Германии.
Я верую в Творца Вселенных, в безначальность и бесконечность, в бессмертие души. Никогда не была атеистом и никогда не была членом какой-либо из религиозных общин.
Множество сайтов, публикующих списки масонов России, оказали мне честь быть в этих списках. Но я - не масон.
Юнна Мориц - автор книг поэзии, таких как «Лицо» (2000 г.), «Таким образом» (2000 г.), также стихотворных детских книг «Букет котов» (1997 г.), «Большой секрет для маленькой компании» (1987 г.). На стихи Мориц создано немало песен.
Краткая биография Юнны Мориц доказывает, что она - хороший художник. В ее книгах есть много листов авторской графики, которые определяются, как поэзия.
Юнна Мориц родилась 2.06.37 года в Киеве. Тогда арестовали и ее отца, а через время освободили, но после этого он резко ослеп. Поэтесса заявляла, что именно эта особенность отца оказала большое влияние на развитие ее мировоззрения.
В 1954 г. Юнна окончила киевскую школу и зачислилась на филфак Киевского университета. В это время у нее появились ранние периодические публикации.
В 1955 г. поэтесса поступила в Литературный институт в Москве на отделение поэзии. Окончила его в 61-м году, несмотря на то, что в 57-м ее оттуда исключили за "неправильные настроения" в литературе.
В 1961 году увидела свет первая книга Юнны «Мыс Желания» (в честь мыса на Новой Земле), которая была основана на настроении после путешествия по Арктике летом 56 года.
Ее книги отказывались издавать из-за стихов «Памяти Тициана Табидзе» и «Кулачный бой». С 1961-70 гг. (в то время действовали «черные списки» для издательств и цензуры), а также с 1990-2000 гг. они не выходили. Но и с запретом «Кулачный бой» опубликовал заведующий отделом издания «Молодая гвардия» Владимир Цыбин. После этого он был уволен.
Лирика в стихах Ю. Мориц
Лирика сопротивления присутствует в книге «По закону - привет почтальону», о чем открыто заявляет и сама Юнна Мориц. Биография ее упоминает и о поэме «Звезда сербости» (о бомбах в Белграде), которая посвящена человеческому достоинству и жизни. Она опубликована в книге «Лицо». Тем же темам посвящается и прозаическийцикл «Рассказы о чудесном». Эти произведения были опубликованы в «Литературной газете» и за границей. Потом они объединились в одну книгу.
Лирические стихи поэтесса написала в лучших классических традициях, но в то же время они совершенно современные, как и сама Юнна Мориц. Биография литературными пристрастиями поэтессы называет Пушкина, Пастернака, Ахматову, Цветаеву, учителями - Андрея Платонова и Томаса Манна. К среде своей поэзии писательница относит Хлебникова, Гомера, Блока.
Язык стихотворений Юнны Мориц
Язык поэтессы простой и естественный, без лишнего пафоса. Она использует точные рифмы вместе с ассонансами - это все отличает ее поэзию от других авторов. В ее стихах часто звучат повторы и метафоры, которые специально вписывает в свои произведения Юнна Мориц. Биография рассказывает, что в своих произведениях писательница пытается попасть в суть бытия.
Ю. Мориц написала сценарии для мультфильмов «Мальчик шел, сова летела» и «Большой секрет для маленькой комании».
Стихи ее переводили Томас Уитни, Элайн Файнштейн, Лидия Пастернак и др. Произведения автора переведены на все языки в Европе, также на китайский и японский.
Юнна Петровна Мориц получила российскую премию «Триумф», итальянскую «Золотая роза», национальную «Книга года».
Творчество
Писательница динамично и многоаспектно сравнивает и сопоставляет жизнь и творчество. Искусство для нее - это незаменимая часть жизни, которая имеет равные права по отношению к человеку и природе и не нуждается в оправдании художественными целями, как определяет сама Юнна Мориц. Биография поэтессы так и описывает ее лирическую героиню.
Характер лирического героя поэтессы отличается незаурядным темпераментом, категоричностью суждений, бескомпромиссностью. Все это ведет к изоляции.
Поэтесса пользовалась стилем «серебряного века». В своей литературной практике Мориц продолжает ахматовскую и цветаевскую традиции. Также ее поэзия перекликается с блоковским миром (соединяет высокое и низкое). Творчество Ю. Мориц - пример гармонии импульсов поэзии, которые получены от символистской, футуристической и акмеистической художественных систем.
Индивидуальный почерк поэтесса получила в начале 60-х гг., и ее дальнейший литературный путь - реализация определившихся возможностей. Здесь Мориц относится к поэтам без истории, как говорила Цветаева. Ее стихи посвящены вечным темам жизни и смерти, творчества и любви. Также она занималась переводами иностранных поэтов - Моисея Тейфа, Мигеля Эрнандеса и др.
Юнна Мориц, биография для детей
Ю. Мориц представляет детство, как тайну миропорядка и тайну поэзии. Ее стихи для детей отличаются юмором, парадоксальностью, добротой. К написанию стихов для детей подтолкнуло рождение сына и более лояльное отношение в издательствах к детской литературе. В детских книгах Юнна Петровна показывает рай, в котором творятся чудеса и сказки. Мечта превращает реальный мир в фантастический.
Важное место принадлежит эпитетам («малиновая» кошка, «резиновый» ежик). Они точно воспринимаются читателями.
Стихи Юнны Мориц отличаются музыкальностью. Многие стихотворения благодаря этому стали песнями - «Ежик резиновый», «Собака бывает кусачей» и др.
В детских стихотворениях Мориц показывает радость, она то звонкая и праздничная, то приглушенная и лирическая («Букет котов»). Ее стихотворения звучат и в театральных постановках.
Юнна Мориц
Когда вы слышите имя поэтессы Юнны Мориц, в подсознании тут же звучит мелодия из детства «Под грустное мычание, под бодрые рычание…». Её знаменитые стихи «Большой секрет для маленькой компании» мы повторяем нашим детям и внукам. Юнна Мориц научила детей дружбе, добру, любви к природе и открыла удивительный мир своей поэзии. Наверное, сейчас это особенно актуально, когда детская литература переживает не лучшие времена. Современные мультфильмы и книги, к большому сожалению, за редким исключением раздражают детские глаза буйством красок, а современные герои и кумиры: куклы Братц, странные телепузики, лохматый Гарфильд и др. персонажи – вызывают недоумение родителей, которые хотят, чтобы детские мультфильмы и книги не излучали агрессию, а наоборот, учили детей доброте, состраданию, любви к ближнему, ко всему живому. Только вспомните детские песни «Собака бывает кусачей», «Большой секрет для маленькой компании», «Ёжик резиновый», «Крошка Енот», «Земляничный дождик»… и вы сразу поймете, что дети должны расти именно на творчестве Юнны Мориц.
Своё первое стихотворение поэтесса сочинила в 4 года:
Ослик встал на табуретку,
Ослик съел свою таблетку.
Наконец-то горло
У него продёрло.
Наверное с тех самых пор, вдохновение и способность видеть мир глазами ребенка осталось с Мориц навсегда. Самое время открыть книгу поэтессы, например, «Крыша ехала домой» с замечательными иллюстрациями Е. Антоненкова, которые дадут отправную точку к проявлению фантазии и воображения вашего малыша.
Удивительный, сказочный мир Юнны Мориц, где-то даже сложный для восприятия ребенка: с букетами котов, композитором пирога, каретой причёсок, туманом в сметане – не оставят равнодушными ни детей, ни взрослых.
В поэзии Юнны Мориц широко представлен животный мир, так необходимый малышам в раннем возрасте. Козлики, коровы, козы, дельфины и, прежде всего, обожаемые кошки поэтессы: кошка-толстушка, малиновая, и даже квакающая кошка. Все они добрые, ласковые и милые. Не могла обойтись поэтесса и без очаровательных собак и щенков, которые «цветочки нюхают и поют серенады», работают почтальоном и у которых «расцветают в душе незабудки, в желудке играет кларнет».
Поэзия Юнны Мориц необычайно образна. Удивительны и любимы образы одушевленной еды: «Шли два жареных яйца…», еда – волшебная, она может превращаться в одежду:
«Шляпа шла из помидора,
Галстук шёл из огурца…»
(«Чудесатые дела»)
Одежда – это отдельный персонаж в творчестве Мориц: ботинки «…пьют на пляже воду». Как и в творчестве любого поэта, у Инны Мориц есть образы, которые проходят через всю её поэзию. Например, образ дыма («Домик с трубой»), который согревает зимой небосвод. Это и весёлый вкусный пар, который пыхтит в чайнике, «… а иногда из носа торчит, как знак вопроса». Абстрактные понятия материализуются самым причудливым образом, например, в стихотворении «Чтоб летали мы все и росли» мы узнаём, что мысли в голове ребёнка могут расти, а если «скучать в зелёной тоске…», лениться, то
«… мысли прокиснут,
А крылья обвиснут,
Как лохмотья
В пучине морской».
Интересно, что все герои стихов Юнны Петровны Мориц, одушевленные и неодушевленные, ведут себя как дети. Герои в точности копируют их поведение: кувыркаются, забрасывают носки под шкаф, грустят, фантазируют, дурачатся, капризничают. В каждом стихотворении мы чувствуем безграничную любовь поэтессы к свои героям и к детям вообще. Поэтому-то герои милые и добродушные, озорные и весёлые, необычные и даже фантастические. В её поэзии действуют законы игры, смешного сна, весёлой путаницы, когда можно выдумывать всё, что угодно, фантазировать, сочинять небывалые слова, отправляться с героями в веселые путешествия. Неутомимая жажда сделать каждый день, каждую секунду праздником, извлечь все цвета, голоса, запахи заставляет Юнну Мориц создавать всё новых и новых героев.
У Юнны Мориц вы не найдёте назидания, поучения. Грустить, творить, фантазировать, дурачиться, капризничать ребёнок имеет полное право. По мнению Юнны Петровны, детей нужно воспитывать с любовью, иногда баловать, «их нужно освобождать от всех запретов, которые не наносят им и окружающим физический вред», а также ребёнок должен знать, что он попадает в мир зла. Своим творчеством поэтесса, может быть, пытается оградить детей от этого мира насколько это возможно. Язык Мориц всегда естественен, лишён какого бы то ни было ложного пафоса. Ритмичные, а иногда явно абсурдные стихи Мориц не имеют возрастных ограничений. Удовольствие от их прочтения и море смеха, даже хохота гарантировано всем.
Арбузик
Он приехал из Херсона,
Из зелено-голубого!
Прыгнул в кузов из вагона,
Из зелено-голубого!
Зазвенел на перекрёстке,
Жёлтом, красном и зелёном.
Машет мальчику в матроске
Бодрым хвостиком зелёным,
И со звоном в голове
Мчит арбузик по Москве!
А любители арбузов-
Все, включая карапузов!-
Догоняют этот кузов,
Чтобы лучший из арбузов
Целовать, и обнимать,
И за хвостик поднимать!
Всех арбузов он красней,
Потому что из Херсона!
Всех арбузов он вкусней,
Потому что из Херсона!
Он особенно звенит,
Потому что из Херсона!
Он ужасно знаменит,
Потому что из Херсона,
Из зелено-голубого,
Из херсонского вагона,
Из зелено-голубого,
В день ненастный,
Даже грустный,
Прискакал не принц в карете,
А прекрасный,
Самый вкусный
Из арбузиков на свете!
Баллада о фокусах шоколада
Пришёл на каток
Николай с шоколадкой
И съесть пожелал
Шоколадку украдкой.
Зажал Николай
Шоколадку в кулак
И сделал открытие:
«Я-не дурак!»
Свою шоколадку
Держа в кулаке,
Он всех обгонял
В этот день на катке!
Он слышал, как сзади
Летели друзья, -
Мечтал оглянуться,
Но было нельзя!
Нельзя с шоколадкой
Ему расставаться!
И мчался вперёд,
Не желая сдаваться!
Дышал Николай,
Словно тигр уссурийский,
Держал Николай
Марафон олимпийский!
Каток под серебряной пылью
Дрожал,
А он шоколадку с ванилью
Зажал!
Не мог Николай
Укусить шоколадку,
Он мчался
И ел её только вприглядку!
И мимо друзей,
Словно двигатель шумный,
Пуская пары,
Пролетал, как безумный!
Пылал Николай,
Словно русская печка,
Но он перегрелся -
И вышла осечка:
В руке шоколадка
Кипит, как в кастрюльке,
И льются в рукав
Шоколадные струйки...
И мимо друзей
Николай ненаглядный
Пыхтит,
Тарахтит,
Словно пупс шоколадный!
Ванильный,
Ореховый,
Сладкий
И липкий,
Он бешено мчится
С глупейшей улыбкой -
Легко ли
Такой шоколадке огромной
В тени оставаться
И выглядеть скромной?
Ревёт Николай
На катке ледяном -
Везут Николая
В большой гастроном!
Завязана розовой лентой
Коробка -
Не трюфельный торт,
Не конфеты «Коровка»!
Шофёр восхищён:
- Ах, какой Шоколай!
- Какой Шоколай? -
Возмущён Николай!
- Ты был Николаем, -
Шофёр говорит, -
А стал Шоколаем, -
Шофёр говорит. -
И мы, дорогой,
Любоваться желаем
Огромным таким
И живым Шоколаем!
Стоит Шоколай
На витрине нарядной,
И всем говорит
Его вид шоколадный:
Прекрасно
Ходить на каток с шоколадкой!
Опасно
Съедать шоколадку украдкой!
Быть жадным - ужасно!
Не надо, не надо,
А то превратишься в кусок
Шоколада!
Белые ромашки
Обняла ромашка
Белую ромашку,
И стоят в обнимку -
Сердце нараспашку!
Летние подружки,
Белые ромашки,
Вам лесные феи
Выткали рубашки -
Не страшна им буря,
Пыльная завьюжка,
Не нужна им стирка,
Глажка да утюжка.
Вот примчался ветер,
Пыль вздохнула тяжко,
Но осталась белой
Ромашкина рубашка.
Вот пролился дождик,
Стала мокрой пташка,
Но сухой осталась
Ромашкина рубашка.
И опять ромашка
Обняла ромашку,
И стоят в обнимку -
Сердце нараспашку!
Вкусно пить из кружки,
Вкусно пить из чашки,
На которых нежно
Обнялись ромашки!
Билет на дачу
У окна сидел кассир,
Я кассира попросил:
Дайте мне билет на дачу
И, пожалуйста, на сдачу
Разрешите провезти
Двух медведей с медвежонком
И слонёнка лет пяти.
Будут жить со мной в избушке,
Спать со мной на раскладушке,
Умываться из кадушки,
Поправляться и расти
Два верблюда с верблюжонком,
Два медведя с медвежонком
И слонёнок лет пяти.
Мимо кучи муравьиной,
С банкой, с миской и корзиной,
Босиком, в одних трусах,
На раздутых парусах
Мчаться будут за малиной
И орешину трясти
Два верблюда с верблюжонком,
Два медведя с медвежонком
И слонёнок лет пяти.
Эти милые зверюшки,
Хоть внутри - сплошные стружки,
Будут жалобно вздыхать,
Будут плакать втихомолку,
Если брошу их на полку
И уеду отдыхать.
Тут кассир нажал на кнопку,
Проколол билетов стопку
И сказал На весь вокзал:
Поезд семь, вагон четыре!
Грустно жить в пустой квартире
Даже маленькой зверюшке,
Из которой лезут стружки.
Разрешаю провезти
Двух верблюдов с верблюжонком,
Двух медведей с медвежонком
И слонёнка лет пяти!
Большой лошадиный секрет
Очень многие думают,
Что они умеют летать:
Очень многие ласточки,
Лебеди очень многие.
И очень немногие думают,
Что умеют летать
Лошади очень многие,
Лошади четвероногие!
Но только лошади
Летать умеют чудно, -
Очень
Лошади прожить без неба
Трудно!
Но только лошади Летают вдохновенно!
Иначе лошади Разбились бы мгновенно.
A разве стаи лошадиных лебедей
Очень многие думают,
Что секретов у лошади нет -
Ни для большой, ни для маленькой,
Ни для какой компании.
А лошадь летает и думает,
Что самый большой секрет -
Это летание лошади,
Нелётных животных летание!
Но только лошади Летать умеют чудно,-
Очень
Лошади прожить без неба
Трудно!
И разве стаи белокрылых лебедей
Грустят, как стаи белокрылых лошадей?
Но только лошади
Летают вдохновенно!
Иначе лошади
Разбились бы мгновенно.
И разве стаи лошадиных лебедей
Поют, как стаи лебединых лошадей?
Большой секрет для маленькой компании
Под грустное мычание,
Под бодрое рычание,
Под дружеское ржание
Рождается на свет
Большой секрет
Для маленькой,
Для маленькой такой компании,
Для скромной такой компании
Огромный такой
Секрет:
- Ах, было б только с кем...
Ах, было б только с кем...
Ах, было б только с кем
Поговорить!
В очках и без очков
Когда хожу я
Без очков,
Я наступаю
На жучков
И укусить могу
Шкатулку,
Вполне приняв её
За булку!
Зато в очках
Я никогда
Не сел
На спящего кота,
Не вышел в сад
Через окно,
Не спутал
Почту и кино!
Но для того,
Чтоб видеть сны,
Очки мне вовсе
Не нужны!
А ночь нужна,
И тишина,
И звёзды в небе,
И луна,
Нужна подушка
И кровать
И нужно
Глаз не открывать!
В цирке
Акробат и акробатка -
На арене цирковой!
Замирает сердце сладко,
И верчу я головой!
Бьют тревожно барабаны,
Акробат ушёл в полёт!
Словно лебедь сквозь туманы,
Он по воздуху плывёт!
А над ним, как синий факел,
Вся искрится на лету
Акробатка, в полумраке
Набирая высоту!
Он в зубах кольцо сжимает,
И с улыбкой на лице
Акробатка начинает
Кувыркаться на кольце!
И летят они под купол!
И вернутся ли назад?
Но петлю рукой нащупал
Незаметно акробат.
И с высот съезжают гладко
Под литавров медный звон
Акробат и акробатка,
Сделав публике поклон!
Выбегают тигры с рёвом,
А за сценой акробат
Полотенечком махровым
Утирает пот со лба!
Идет весна по городу
Динь! Дон!
Динь! Дон!
Это что за нежный звон?
Это пролесок-подснежник
Улыбается сквозь сон!
Это чей пушистый луч
Так щекочет из-за туч,
Заставляя малышей
Улыбаться до ушей?
Это чья же теплота,
Чья такая доброта
Заставляет улыбаться
Зайца, курицу, кота?
И по какому поводу?
Идёт Весна
По городу!
И у пуделя-улыбка!
И в аквариуме рыбка
Улыбнулась из водицы
Улыбающейся птице!
Вот и получается,
Что не помещается
На одной странице
Улыбка необъятная,-
До чего приятная!
Вот такой длины,
Вот такой ширины!
А по какому поводу?
Идёт Весна
По городу!
Весна Мартовна Подснежникова,
Весна Апрелевна Скворешникова
Весна Маевна Черешникова!
Кораблик
Куда вы, кораблик, плывёте
И где вы, кораблик, живёте?
- В море я синем живу,
К берегам я зелёным плыву.
Вчера погрузили в мой трюм
Горчицу и сладкий изюм,
Лапшу и фасоль,
И сахар, и соль,
И пластырь, снимающий боль!
А также-слона и тигрицу,
И кофе, и чай, и корицу,
Табак и сардинки,
Рюкзак и ботинки,
И переводные картинки!
А сверху осталось местечко,
Туда положили колечко.
На этом колечке,
Как пламя на свечке,
Бьётся и бьётся сердечко -
Это морской талисман,
Светится он сквозь туман,
Чтобы не сели
С треском на мели
Матросы и капитан!
Тот, кто найдёт его в гавани,
Отправится в дальнее плаванье,
В разные будет моря
На рейде бросать якоря,
Об этом колечке волшебном
Ни слова не говоря...
Но ни один капитан
Не плавает без талисмана,
И ни один талисман
Не плавает без капитана!
Каждый морской капитан
В детстве нашёл талисман,
Но никогда никому не покажет,
В какой его спрятал карман.
Если ты спросишь его,
Скажет, что нет ничего,
Даже покажет, что ветер в кармане,
Ветер звенит у него!
Но ни один капитан
Не плавает без талисмана,
И ни один талисман
Не плавает без капитана!
Волны ревут за кормой,
Пенится вал штормовой,
Звёзды погасли,
Тучи нависли
Прямо над головой!
Буря в бинокле и мрак -
Что же там видит моряк,
Что различает,
Покуда качает
Судно и эдак и так?
Что освещает ему
Эту кромешную тьму?
Что за волшебное бьётся сердечко,
Словно - искра в дыму?
Это морской талисман,
Светится он сквозь туман,
Чтобы не сели
С треском на мели
Матросы и капитан!
А если ты спросишь потом,
Что там в кармане пустом,
Не талисман ли там спрятан случайно, -
Каждый моряк тебе скажет, что тайна,
Тайна удачи-не в том!
Видишь? В кармане пустом -
Ключик с коротким хвостом,
Спичка горелая,
Семечко белое,
Тайна удачи - не в том!
Спичкой горелой, чудак,
Не разгоняется мрак.
Ключик и семечко
В трудное времечко -
Сущий, простите, пустяк!
Ах, без сомнения,
Более-менее
Всё это, видимо, так!
Воля нужна и большое умение,
И, капитан, небольшое везение -
Сущий, простите, пустяк!
Но ни один капитан
Не плавает без талисмана,
И ни один талисман
Не плавает без капитана!
Любимый пони
Когда на улице прохладно или жарко
И скачет пони на работу к девяти,
Троллейбус из троллейбусного парка,
Автобус из автобусного парка
Готовы вас к воротам зоопарка,
К воротам зоопарка привезти.
У пони - длинная чёлка
Из нежного шёлка,
Он возит тележку
В такие края,
Где мама каталась
И папа катался,
Когда они были
Такие, как я.
Я днём бы и ночью
На пони катался,
Я дедушкой стал бы,
А с ним не расстался!
Туда, где водятся слоны и бегемоты,
Орангутанги и другие чудеса, -
Летают раз в неделю самолёты,
Потом плывут неделю пароходы,
Потом идут неделю вездеходы,
А пони довезёт за полчаса!
У пони - длинная чёлка
Из нежного шёлка,
Он возит тележку
В такие края,
Где мама каталась
И папа катался,
Когда они были
Такие, как я.
Я днём бы и ночью
На пони катался,
Я дедушкой стал бы,
А с ним не расстался!
Великолепен самолёт за облаками,
И корабли прекрасны все до одного, -
Но трудно самолёт обнять руками,
И трудно пароход обнять руками,
А пони так легко обнять руками,
И так чудесно обнимать его!
У пони - длинная чёлка
Из нежного шёлка,
Он возит тележку
В такие края,
Где мама каталась
И папа катался,
Когда они были
Такие, как я.
Я днём бы и ночью
На пони катался,
Я дедушкой стал бы,
А с ним не расстался!
Юнна МОРИЦ
Рассказы о чудесном
Юнна Мориц
"Рассказы о чудесном" – это загадочной силы и красоты краткая проза Юнны Мориц, ее "упорнографические истории". Рассказывать такие истории не может никто другой. Это – особое "книготворение и рисункописание" русского рассказа, в природе которого – простор божественной свободы.
ПОМОЙНОЕ ВЕДРО
С БРИЛЛИАНТАМИ ЧИСТОЙ ВОДЫ
Бывало, что ни напишу,
Все для иных не Русью пахнет…
А. С. Пушкин. Дельвигу Иван Соломонович Байрон, литературно-художественный и общественно-политический переводчик с польского, сложив руки замком на пояснице, пошел летним вечером погулять в переулках чистого духа. И нашло его там помойное ведро с бриллиантами чистой воды. И было в том ведре бриллиантов с полкило или даже грамм шестьсот – на глазок.
На ведро это по ночам ходили очень крутые люди – по причине отключки туалета в особняке, где они ремонтировали дух Серебряного века. Но в силу исключительных обстоятельств и классического единства действия, места и времени, о которых можно строить в уме только бесчисленные догадки, – помойное ведро с бриллиантами вдруг спустилось из окна на землю посредством связки простыней цвета мокрого асфальта. Такая вот связка была продета под дужку ведра, и в миг его приземления она втянулась обратно в окно, как тихая лапша.
Ведро же, колеблемое изнутри разнообразным своим содержанием, стало двигаться колебательно вниз по улочке, скользкой после дождика в четверг.
Пешеход моментально понял, с чем он имеет дело, поскольку в последнее время второго тысячелетия его прямо-таки преследовали умопомрачительные успехи, неописуемое везение и процветание. На него после мерзости запустения и пустости замерзения вдруг обрушился ливень чудес. Он совершенно готов был к этому ливню давным-давно и заждался, претерпев содрогательно-долгие унижения и томительную безысходность в натуге своих образцовых трудов.
И вот, наконец-то, поделом ему, поделом – одно за другим сыплются на него чудеса, небо – в алмазах, в помойном ведре – бриллианты чистой воды. Только вот люди в массе своей к этому времени стали ему противны и ненавистны, как тараканы, тошно ему глядеть на их мрачные, злобные, плебейские рожи, а уж речь этих рож – ну просто помойка. И хуже того, даже лет через двести не получится здесь никакая Великобритания. Велик обретания лик… Поэтому И. С.
Байрон теперь постоянно читает в транспорте, чтоб не глядеть на людей и, заслонясь чтивом, их рожи не видеть, такая действительность в данный момент.
– Однако же мне вот лично небесами послано и велено распорядиться! – так помыслил в переулках чистого духа Байрон и с почтительной благодарностью взял помойное ведро с бриллиантами… Тем более надо сказать, что его уду-шливо крошечная с низкими потолками двухкомнатная квартира в кооперативном кирпиче середины века, в котором мы с тобой проживаем и который мы с тобой доживаем, драгоценный читатель, была битком набита роскошным антиквариатом с наших помоек, откуда Байрон собственными руками всю жизнь извлекал дивные вещи и сам реставрировал их с безупречным вкусом, сочетая шикарность, начитанность и въедливый педантизм.
Придя домой, он безотлагательно снял с полки, найденной на помойке, антикварный том, найденный на помойке и собственноручно переплетенный в сафьян с золотым тиснением, также найденный им некогда на помойке. Там была замечательная статья, разъясняющая подробно и толково, каким образом извлекают бриллианты из помойного ведра и возвращают им благородство "чистой воды". Не хуже нас понимая, что после выхода этого пособия прошло почти полтора столетия и с тех пор появились куда более современные средства и способы, все же Байрон на них не польстился, а совершил свое дело, как было принято в старину, когда счастливые холопы светились духовностью, души не чаяли в барине и совсем еще не были тронуты никакой порчей ни язык, ни в массе людские лица.
Примерно через неделю изготовил Байрон полный список знакомых, чьи знакомые могут иметь знакомых, интересующихся бриллиантами чистой воды на предмет их покупки поштучно и оптом.
Очень многие немедленно захотели купить, но почему-то непременно в готовых изделиях – в кольцах, браслетах, серьгах, поясах, диадемах, гребнях, булавках, запонках, пряжках, кубках, обложках, рамах, биноклях, даже в спинках и подлокотниках кресел, даже в плитке для ванной, – а так вот, отдельно, в голом виде, никто не хотел. Но все они обещали быстро найти покупателей, полагая, что это как раз – проще простого и легче легкого, поскольку настали самые подходящие времена.
Бывало, кто-нибудь из дурно воспитанных спрашивал вдруг:
– А откуда у вас столько?..
Тогда незамедлительно Байрон им отвечал:
– Ну, видите ли, в силу известных вам исторических обстоятельств – не хотите ли чашечку кофе? – я в молодости долго скитался в краях, где этими камушками, завернутыми в кусок газеты, могли заткнуть бутылку с остатками водки запросто. Алмазы валялись там под ногами, как лимоны в Испании, часто ими платили за кой-какую работу, а я хранил их до лучших времен.
Месяца через два потоком пошли покупатели, брали помногу и по очень многу, большими партиями, стаканами, бидонами, ведрами. Но камней оставалось ничуть не меньше, чем было!.. И тут как тут Байрон вновь почуял себя неудачником, который на гребне своих чудес и небесных везений связался с адским кидалой и теперь обречен на сизифов труд, как в прежние времена, когда ничто не удавалось ему докатить до победного места и никак не мог он явить абсолютной и всем очевидной способности исчерпать хотя бы одну из своих проблем. Опять его изнуряло тупое чувство бессилия, унизительное мучение, бесконечно питаемое сосредоточенностью всего организма на единственной цели – увидеть конец, который делу венец.
Но чем больше он тратил времени, связей, трудов и фантазий на поиски покупателей и чем ниже спускал он цену, чтобы с этим делом покончить раз и навсегда, тем сильней и неотвратимей распирала его тоска и терзало предчувствие, что при его жизни это дело не кончится добром!..
Каждую ночь Байрон пересчитывал свои бриллианты чистой воды. Их было все так же много!.. И ни о чем ином он думать уже не мог и не мог ничем другим заниматься, хотя на светских балах и приемах еще иногда шуршали восторженным шепотом: "Вот Байрон идет Иван Соломонович!.." Порой ему жутко хотелось пройтись, прогуляться по той музыкальной улочке, где нашло его это помойное ведро с бриллиантами. Но портрет Федора Михайловича, который он некогда нашел на помойке в шикарной раме, не отпускал его ни на шаг в ту сторону и прямо-таки приказывал ни в коем случае, ни под каким предлогом и видом не возвращаться туда и всячески обходить ту самую улочку стороной, делая крюк.
Тем паче тянуло его туда неотвратимо, адской волной толкая в спину, дыша в затылок и мелкой дрожью за ноги волоча. Ну прямо хоть из дому не выходи! И, чтобы пресечь эту порочную тягу и свое дурное безволие, Байрон решил отправиться в кругосветное путешествие. А куда деть нескончаемые бриллианты чистой воды на время отсутствия? Куда?!
Один очень опытный человек посоветовал ему взять бриллианты с собой, поскольку они в чемоданах не светятся ни под какими рентгенами, когда проходишь таможню, и не звенят, как металлы, и не пахнут они, как наркотики.
Замечательная идея!.. Байрон взял их с собой в простом чемодане и решил путешествовать кругосветно, покуда не перестанет его тянуть на ту подозрительную московскую улочку.
Месяца через три Байрон опять расцвел. Он совершенно избавился от пыточной тоски, сверлящего страха и панических наваждений. Байрон питался исключительно дарами садов, огородов и моря. Наслаждался Байрон музеями, театрами, пляжами, парусными лодками, особенно оперой и верховой ездой. В нем было очень развито чувство прекрасного, и он даже влюбился в одну гречанку, которую встретил в оливковой роще, а после – в лимонной.
Однажды вечером, когда было у нас раннее утро, Байрон пошел погулять в переулках чистого духа на другом конце света, насвистывая "Сердце красавицы" и сложив руки замком на пояснице. Вдруг – из роскошного венецианского окна выбросилась связка простыней цвета мокрого асфальта, подцепила она Байрона за подбородок и втащила его целиком в окно, как тихую лапшу. Он даже не успел выдохнуть крик, он совсем ничего не понял, ну совсем ничего, – ему показалось, что он просто запутался в каком-то воздушном змее, запущенном для полета с земли на небо.
– Чучело птицы стоит дороже птицы! – последнее, что Байрон услышал на этом свете, но от кого?.. От воздуха?.. Внимание, говорит воздух?.. Но воздух кончился.
Его тело нашли в заливе. Чемодан бесследно исчез. Труп его опознали по рукам, сложенным замком на пояснице, – и тело вернули на родину. Байрон страшно был одинок, но за его могилой постоянно кто-то ухаживает, там всегда стоит то самое ведро, но уже покрытое чудесной эмалью внутри и снаружи – и полное цветов.
Окно, из которого спустилось на землю это помойное ведро с бриллиантами, – я знаю, на какой оно улочке, но не скажу. Еще не велено мне раскрывать вам и эту дивную тайну. За тем окном уже полностью отремонтировали дух Серебряного века и плюются через балкон. Каким-то чудесным образом к ним попал во владение музыкальный диван, найденный Байроном на помойке. Каждый час он поет, этот диван, и слыхать его во все концы света.
ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ АНГЕЛИНЫ СУКОВОЙ
Призрак был в ярости. Он являлся к ней еженощно не по собственн...