Аджан Сумедхо
ПРИВЯЗАННОСТЬ К УЧИТЕЛЯМ
Беседа в монастыре
Читтавивека в апреле 1983 г.
Меня попросили поговорить о стоящей перед человеком проблеме предпочтения и выбора. У людей возникает много проблем из-за того, что они предпочитают одного монаха, одного учителя или одну традицию другим. Они приноравливаются, или привязываются, к определенному учителю и считают, что по этой причине они не могут получать наставления ни у кого из прочих учителей. Это понятная человеческая проблема, ибо предпочтение, которое мы кому-либо оказываем, позволяет нам быть открытыми к тому, что она или она говорит; а когда появляется кто-то другой, мы не хотим открываться и чему-то учиться от него. Быть может, другие учителя не нравятся нам; или мы можем чувствовать сомнение или неуверенность в них, а потому мы склонны к неприязни по отношению к таким учителям и не желаем слушать их. А может быть, до нас дошли какие-то слухи, мнения и взгляды, что, дескать, этот учитель – такой, а тот – сякой.
Вообще-то структура существующих в Буддизме правил по большей части направлена на то, чтобы оказывать почтение скорее Будде, Дхамме и Сангхе, чем некой конкретной личности или гуру, чтобы таким образом вырваться из пут привязанности к харизматическому лидеру, в которые так легко попадают люди. Сангха, будучи представленной Бхиккху-Сангхой, достойна почтения и милостыни, если она живет согласно Уставу (Винае); и лучше использовать этот критерий, чем решать, нравятся ли нам монахи и соответствуют ли их личные качества нашим.
Иногда нас может многому научить ситуация, когда нам приходится слушать и подчиняться какому-то человеку, который, быть может, не особенно нам нравится. Человеческой природе свойственно пытаться так построить свою жизнь, чтобы всегда быть рядом или следовать тому, с кем мы чувствуем совместимость. Например, в монастыре Ват Нонг Па Понг легко было следовать такому человеку, как Аджан Ча, ибо вы чувствовали такое уважение и преклонение перед таким учителем, что не составляло никакой проблемы слушать, что он говорил и повиноваться каждому его слову. Конечно, иногда люди чувствовали внутреннее противление или обиду, но благодаря силе такой личности, как Аджан Ча, вы всегда были в состоянии отбросить свою гордыню и тщеславие.
Но иногда нам приходилось сталкиваться со старшими бхиккху, которые нам не особенно нравились или которых мы даже не очень-то уважали; и мы могли видеть в них множество обидных для себя недостатков и черт характера. Однако, практикуя в соответствии с Винаей, мы должны были делать то, что было правильно, что соответствовало дисциплине, а не убегать из монастыря из-за мелочей, или обижаться, или таить в своем уме неприятные помыслы против того или иного человека. Я думаю, что иногда Аджан Ча специально сталкивал нас с тяжелыми людьми, чтобы дать нам возможность немного созреть, немного пообтесаться и научиться правильно поступать, вместо того, чтобы просто следовать той или иной возникшей эмоции.
У нас у всех свои характеры. Мы ничего не можем с этим поделать: наши черты характера такие, какие есть, и вне зависимости от того, находим ли мы их очаровательными или скучными, это не вопрос Дхаммы, а вопрос личных предпочтений и совместимости. Практикуя Дхамму, мы больше не ищем привязанности к дружбе или к симпатии; мы больше не стремимся к тому, чтобы сталкиваться только с тем, что нам нравится и что мы ценим, но, напротив, к тому, чтобы быть способными удерживать равновесия при любых обстоятельствах. Так что наша практика дисциплины Винаи заключается в том, чтобы всегда совершать правильные действия тела и речи вместо того, чтобы использовать тело и речь для вредоносных, мелочных, жестоких или эгоистичных действий. Виная дает нам возможность практиковать в любых ситуациях и обстоятельствах.
Я заметил, что в этой стране люди сильно привязаны к разным учителям. Они говорят: "Мой учитель – такой-то. Он – мой учитель, и я не могу ходить ни к какому другому, потому что я верен и предан своему наставнику". Это типично английское понимание преданности и верности, заходящее порой слишком далеко. Человек становится привязан к некоему идеалу, к некой личности, а не к истине.
Мы добровольно принимаем прибежище в Будде, Дхамме и Сангхе, а не в личности какого бы то ни было учителя. Вы не принимаете прибежище в Аджане Ча или в ком-то из здешних бхиккху... если только вы не изрядный глупец. Вы могли бы сказать: "Аджан Сумедхо – мой учитель; Аджан Тирадхаммо – не мой учитель. Я буду получать наставления только от достопочтенного Сучитто и ни от кого другого" – и далее в том же духе. Таким образом мы можем создать массу проблем, не так ли? "Я практикую Буддизм Тхеравады; так что я не могу ничему учиться у этих тибетских буддистов или у этих чань-буддистов". Поступая так, мы легко можем превратиться в сектантов, потому что если что-то отличается от того, к чему мы привыкли, мы подозреваем, что оно не так хорошо или чисто, как то, чему мы преданы. Но то, к чему мы стремимся в медитации – это истина, полное понимание и просветление, уводящее нас из дебрей эгоизма, тщеславия, гордыни и человеческих страстей. Так что не очень-то мудро привязываться к тому или иному учителю до такой степени, чтобы отказываться получать наставления от любого иного.
Но некоторые учителя поощряют такое отношение. Они говорят: "Раз ты принимаешь меня своим наставником, не ходи ни к какому другому учителю! Не получай наставлений никаких иных традиций! Если ты считаешь меня своим учителем, ты не можешь ходить к другим". Есть множество учителей, которые подобным образом привязывают вас к себе, причем иногда с очень хорошими побуждениями, потому что порой люди ходят по наставникам, словно по магазинам. Они кочуют от одного учителя к другому, потом к третьему... и так никогда ничему и не учатся. Но я думаю, что проблема не столько в "блуждании" между наставниками, сколько в привязанности к учителю или традиции до такой степени, когда вам приходится исключить из своей жизни все остальные. Так появляются секты, сектантское устроение ума, из-за которого люди неспособны распознать мудрость или чему-то научиться, если учение не выражено в тех же самых терминах или установлениях, к которым они привыкли. Это делает нас очень ограниченными, узкими и запуганными. Люди начинают бояться слушать другого учителя, потому что из-за этого в их умах может возникнуть сомнение, или они могут почувствовать себя не совсем верными последователями своей традиции. Буддийский Путь заключается в развитии мудрости, и верность и преданность помогают в этом. Но если они становятся самоцелью, то это – препятствия на пути.
"Мудрость" означает здесь использование мудрости в нашей медитативной практике. Как мы это делаем? Как мы используем мудрость? Через распознавание свойственных лично нам разновидностей гордыни, тщеславия и привязанностей к нашим взглядам и мнениям, к материальному миру, к традиции и к учителю, к нашим друзьям. Это не означает, что нам надо думать, что мы не должны испытывать привязанности, или что мы обязаны от всего этого избавиться. Это тоже не очень мудро, ибо мудрость – это способность наблюдать привязанность, понимать ее и отпускать ее, вместо того, чтобы привязываться к идеям, что мы не должны быть ни к чему привязаны.
Иногда слышишь, как здешние монахи, монахини или миряне говорят: "Ни к чему не привязывайся". И вот мы привязываемся к воззрению о непривязанности! "Я не собираюсь привязываться к Аджану Сумедхо; я могу получать наставления у кого угодно. Я ухожу отсюда, с той самой целью, чтобы доказать свою непривязанность к достопочтенному Сумедхо". В этом случае вы привязываетесь к представлению о том, что вы не должны быть привязаны ко мне, или что вы должны уйти, чтобы доказать свою непривязанность – а это совсем не то, что нужно! Это не очень-то мудро, не правда ли? Вы просто привязываетесь к чему-то другому. Вы можете пойти в Броквуд-парк, услышать там лекцию Кришнамурти и подумать: "Я не собираюсь привязываться к этим религиозным условностям, ко всем этим простираниям, иконам Будды, монахам и всему такому. Кришнамурти говорит, что все это чепуха – "Не имейте с этим ничего общего, это все бесполезные вещи". И вот вы привязываетесь к взгляду, что нет никакой пользы в религиозных условностях и что вам они ни к чему. Но это ведь тоже привязанность, не так ли? – привязанность к взглядам и мнениям – и привязываетесь ли вы к тому, что говорит Кришнамурти, или к тому, что говорю я, это все равно привязанность.
Итак, мы распознаем привязанность, и то, что ее распознает – это мудрость. Это не значит, что мы должны быть привязаны к любому иному мнению; нам надо распознать привязанность и понять, что в данном случае она освобождает нас от обмана привязанностями, созданными нами самими.
Распознайте, что привязанность имеет определенную ценность. Когда мы учимся ходить, сначала мы просто ползаем, просто беспорядочно двигаем руками и ногами. Мама не говорит своему маленькому ребенку: "Прекрати эти нелепые движения! Иди!", или: "Ты всегда будешь от меня зависеть, сосать мою грудь, все время за меня цепляться – ты всю свою жизнь будешь цепляться за мать!" Ребенок нуждается в привязанности к матери. Но если мать хочет, чтобы ребенок всегда был к ней привязан, это не очень-то мудро с ее стороны. А когда мы можем позволить людям быть привязанными к нам для того, чтобы придать им сил и для того, чтобы, получив силу, они смогли оставить нас – это сострадание.
Религиозные условности и установления – это такие вещи, которые мы можем использовать сообразно времени и месту, о которых мы можем размышлять и из которых мы можем учиться, вместо того, чтобы создавать мнение, что мы не должны ни к чему привязываться, а быть полностью независимыми и самодостаточными. Вообще буддийский монах находится в весьма зависимом состоянии. Мы зависим от вещей, которые нам подают миряне: от еды, от одежды, от крыши над головой и от лекарств. У нас нет денег, нет возможности готовить пищу, возделывать огород или как-то обеспечивать себя. Нам приходится зависеть от доброты других людей для того, чтобы удовлетворять основные жизненные потребности. Люди говорят: "Почему вы не выращиваете себе овощи и фрукты, почему вы не становитесь самодостаточными, чтоб не зависеть от всех этих людей? Вы же можете быть независимыми". Это очень ценится в нашем обществе – быть самодостаточным, независимым, никому не должным, не зависящим ни от чего. Однако существуют все эти правила и предписания, установленные Буддой Готамой – это не я их придумал. Если бы Винаю придумывал я, я бы, возможно, установил другие порядки: как здорово быть самодостаточным, со своей собственной грядкой кабачков, со своими собственными сбережениями, со своей собственной келией – "Вы мне не нужны, я независим и свободен, я самодостаточен".
Когда я принял монашество, я, собственно, и не знал, во что ввязался; позднее я заметил, что стал целиком и полностью зависим от других людей. Моя семья исповедовала философию белых, англо-саксонских, самодостаточных, независимых представителей среднего класса – "ни от кого не завись!" В Америке это называется "синдром WASP" – "белый" (White), "англосакс" (Anglo-Saxon), "протестант" (Protestant). Вы – не то, что южные европейцы, которые зависят от своих мамочек и всё такое. Вы совершенно независимы от отца и матери; вы протестант – никаких Пап, ничего такого; в вас нет никакого раболепия. Это черным приходится заискивать перед кем-то, но если вы белый, англосакс и протестант, это означает, что вы на вершине общественной лестницы – вы лучший!
И вот я угодил в буддийскую страну и в возрасте тридцати двух лет принял обеты саманеры (послушника). В Таиланде саманеры – это обычно маленькие мальчики, так что мне приходилось все время сидеть вместе с тайскими мальчишками. Представьте – я, ростом за шесть футов, тридцати двух лет от роду, сижу, ем и во всем равняюсь на маленьких ребятишек – это очень меня смущало. Мне приходилось зависеть от людей, которые подавали мне пищу или что-либо еще; я не мог иметь никаких денег. Так что я стал размышлять: "Зачем все это? Ради чего? Что хотел Будда этим сказать? Почему он все так придумал? Почему он не стал следовать ценностям белых, англосаксов, протестантов – как мои родители?"
Но позже я начал ценить необходимость правильной зависимости и блага, которые нам приносит принятие зависимости друг от друга. Конечно, для того, чтобы научиться быть зависимым от других, необходима доля смирения. С гордыней и тщеславием человек думает: "Я не хочу ни перед кем быть в долгу". А здесь мы смиренно признаем свою зависимость друг от друга: зависимость от анагарик, от мирян или от младших монахов. Хотя я и старший бхиккху здесь, я все равно очень зависим от всех вас. В нашей жизни это всегда надо принимать во внимание, а не отбрасывать или удручаться этим, ибо мы признаем, что мы всегда зависим друг от друга, всегда помогаем друг другу. Эта зависимость основана на монастырских установлениях и на материальном мире, окружающем нас, а также на сострадательном и радостном отношении друг к другу. Даже если мы не испытываем никакой радости или любви в наших отношениях, мы можем по крайней мере быть добрыми, незлопамятными и не злиться друг на друга. Мы можем верить друг другу.
Не ожидайте, что какое-либо социальное положение, общество, организация или группа будут совершенны или станут самоцелью. Это всего лишь условные формы, и, как и все остальное, они не могут нас удовлетворить – если мы ожидаем от них полного удовлетворения. Любой учитель или гуру, к которому вы привяжетесь, неизбежно разочарует вас в каком-либо отношении – даже если это гуру, выглядящие святыми, они все равно умирают... или оставляют монашество и женятся на 16-летних девочках... Они могут натворить все что угодно: история религиозных идолов может быть поистине разочаровывающей! Когда я был молодым бхиккху в Таиланде, я часто размышлял: а что я буду делать, если Аджан Ча вдруг скажет: "Буддизм – это фарс! Не хочу ничего общего иметь с ним! Я ухожу из монастыря и женюсь на богатой женщине!" Что я буду делать, если Аджан Буддхадаса, один из известных тайских ученых монахов, скажет: "То, что я изучал буддизм все эти годы – это фарс, это пустая трата времени. Я перехожу в христианство!"
Что я буду делать, если Далай-Лама откажется от монашеских обетов и женится на какой-нибудь американке ? Что я буду делать, если достопочтенные Сучитто и Тирадхаммо и вообще все здешние вдруг скажут: "Я ухожу. Я хочу вырваться отсюда и немного поразвлечься!" Если все анагарики внезапно скажут: "Меня все это достало!" Если все монахини разбегутся с анагариками? Что я буду делать?
Зависит ли мое монашество от поддержки или преданности всех людей, что окружают меня, или от заявлений Аджана Ча или Далай-Ламы? Зависит ли моя медитативная практика от поддержки окружающих, от их ободрения, или от того, что кто-то живет сообразно моим ожиданиям? Если это так, то она легко может быть разрушена, не правда ли?
Когда я был молодым монахом, я часто думал, что я должен верить своему собственному прозрению и не зависеть от того, что кто-то из окружающих поддерживает мою точку зрения. С годами я во многом изменился и во многом разочаровался... но я продолжаю размышлять, а не зависеть от того, что все вокруг идет наилучшим для меня образом.
Я доверяю тому, что делаю, доверяю, исходя из моего собственного понимания, а не потому, что просто верю в это или потому, что нуждаюсь в поддержке и одобрении других. Вы должны спрашивать себя: то, что вы становитесь саманой – монахом или монахиней – зависит от моего ободрения, от окружающих, от надежд или ожиданий, от воздаяний и всего такого? Или вы определяетесь своим собственным правом на реализацию истины?
Если так – то живите сообразно принятым установлениям, стремясь во всем следовать им, чтобы увидеть, как далеко они могут вас повести, а не сдавайтесь, когда это не получается, когда все начинает вас разочаровывать. Иногда в монастыре Ват Па Понг я чувствовал, что все вокруг меня настолько достало, чувствовал такую неприязнь к окружающим меня монахам – не потому, что они сделали что-то не так, а просто из-за того, что в состоянии депрессии я мог видеть все только в мрачном свете... Тогда было необходимо наблюдать это состояние, но не верить ему, ибо человек закаляет терпение через нестерпимое... чтобы обнаружить, что стерпеть можно все.
Так что мы здесь не для того, чтобы отыскать своего учителя, но чтобы охотно учиться у всего – у крыс и комаров, у вдохновенных учителей, у подавленных учителей, у учителей, разочаровывающих нас и у учителей, которые никогда нас не разочаровывают. Ибо мы не пытаемся найти совершенство в условных установлениях или в учителях.
В прошлом году я ездил в Таиланд и застал Аджана Ча очень больным; это был не тот энергичный, полный юмора, любвеобильный человек, которого я знал прежде... он просто сидел так ... словно куль... и я подумал: "О, я не хочу, чтобы Аджан Ча был таким. Мой учитель... Аджан Ча – мой учитель, и я не хочу, чтобы он был таким. Я хочу, чтобы он был таким же Аджаном Ча, которого я когда-то знал, рядом с которым вы моли сидеть и слушать его, а потом пересказывать его истории всем другим монахам". Бывало, скажешь: "Помнишь, как Аджан Ча сказал то-то, эту удивительно мудрую вещь?" А тут кто-нибудь из другой традиции говорит: "Ну, а наш учитель сказал то-то ". Так что начинается соревнование – кто самый мудрый. И вот, когда твой учитель так сидит... словно куль... вы говорите: "Оййй... а не выбрал ли я неправильного учителя..." Но желание иметь учителя, самого лучшего учителя, учителя, который никогда тебя не разочаровывает – это ведь страдание, не так ли?
Буддийское учение – в том, чтоб быть способным учиться у живых наставников – или у мертвых. После смерти Аджана Ча мы по-прежнему можем учиться у него – пойдите, посмотрите на его тело! Вы, быть может, скажете: "Я не хочу, чтобы Аджан Ча был трупом. Я хочу, чтобы он был тем энергичным, полным юмора, любвеобильным учителем, с которым я познакомился двадцать лет назад. Я не хочу, чтобы он был всего лишь разлагающимся трупом с выползающими из глазниц червями". Многие ли из нас хотели бы взглянуть на своих любимых людей, когда они мертвы, в то время как мы хотим помнить их в расцвете сил? Прямо как моя мама теперь – у нее есть моя фотография, когда мне было 17 лет и я закончил школу, в костюме и галстуке, тщательно причесанный – знаете, как в фотоателье снимают – так, что вы выглядите гораздо лучше, чем в жизни. И вот эта моя фотография висит в комнате у моей мамы. Матери хотят думать, что их сыновья всегда элегантны и нарядны, молоды... а что, если бы я умер и стал разлагаться, из моих глазниц повылазили бы опарыши, а кто-нибудь сфотографировал меня и отослал бы эту картинку моей маме? Было бы чудовищно – не так ли? – повесить ее рядом с моей фотографией, где мне 17 лет! Но это то же самое, что держаться за образ Аджана Ча, каким он был пять лет назад, а потом увидеть его таким, какой он сейчас.
Будучи практиками, мы можем использовать опыт своей жизни, размышляя над ним, учась от него, а не требовать, чтобы учителя, сыновья, дочери, матери или кто бы то ни было еще всегда оставались в наилучшей форме. Мы делаем такие запросы, когда никогда в действительности не смотрим на них, никогда не пытаемся кого-либо хорошо узнать, а просто держимся за идеал, за образ, который мы храним, но никогда не вопрошаем и не учимся от него.
Практика все чему-нибудь учит... если мы хотим научиться сосуществовать с этим, с успехами и поражениями, с живыми и мертвыми, с добрыми воспоминаниями и с разочарованиями. И чему мы учимся – тому, что все это – лишь условия нашего ума. Это – явления, которые мы создаем и к которым привязываемся – а к чему бы мы ни привязывались, оно приведет нас к отчаянию и к смерти. Это конец всего, что начинается. И отсюда мы учимся. Мы учимся у наших горестей и печалей, у нашего разочарования – и мы можем отпустить их. Мы можем позволить жизни функционировать согласно законам природы и быть свидетелями этого, освободившись от иллюзии самости, ибо эта иллюзия соединена причинно-следственной связью со смертью. И таким образом все условия ведут нас к Необусловленному – даже наши беды и горести возводят нас к пустоте, свободе и освобождению, если мы смиренны и терпеливы.
Иногда жизнь становится легче, если у нас не так много возможностей выбора. Когда у вас слишком много чудесных гуру, то вы можете почувствовать некоторую опустошенность от того, что приходится слушать такую фантастическую мудрость, исходящую от такого количества харизматических мудрецов. Но даже самые великие мудрецы, самые прекрасные люди в современном мире – эти лишь условия нашего ума. Далай-Лама, Аджан Ча, Буддхадаса, Тан Чао Кхун Паннянанда, Римский Папа, Архиепископ Кентерберийский, Маргарет Тэтчер, мистер Рейган... это всего лишь условия нашего собственного ума, не так ли? У нас есть симпатии, антипатии и предубеждения, но это – явления, обусловленные умом – и все эти условия, будь то ненависть, любовь или что бы то ни было еще, ведут нас к Необусловленному, если мы терпеливы, настойчивы и хотим использовать мудрость. Вам может показаться, что легче просто поверить в то, что я говорю – это легче, чем самому что-то выяснить – но вера в мои слова не насытит вас. Та мудрость, которую я использую в своей жизни, насыщает лишь меня. Она может вдохновить вас на использование мудрости, но для того, чтобы насытиться, вы должны сами поесть, а не верить в то, что я говорю.
Именно таков Буддийский Путь – путь реализации истины каждым из нас. Он обращает нас к самим себе, заставляет нас взглянуть и поразмыслить над собственной жизнью, а не попадать в ловушку преданности и надежды, которые приводят нас к своим противоположностям.
Итак, поразмыслите над тем, что я сказал этим вечером. Не принимайте это на веру, не отвергайте это. Если у вас есть какие-то предубеждения, мнения или взгляды, это нормально; просто видьте их такими, как они есть, как условия вашего ума, и учитесь у них.
Для ученика мысль, высказанная любимым учителем, воспринимается как истина. Учителю, который смог установить эмоциональный контакт, бывает гораздо проще заинтересовать класс, привить любовь к своему предмету и тем самым повысить успеваемость и привить тягу к знаниям у обучаемых.
Но, если посмотреть на эту ситуацию с другой стороны, тесные дружеские отношения между учеником и педагогом могут вызвать непонимание у родителей других детей, одноклассников и остальных учителей. Как правило, такой ученик воспринимается как «любимчик», к которому у учителя особое отношение. Так стоит ли устанавливать эмоциональный контакт или необходимо соблюдать чёткую субординацию?
В наши дни педагогика имеет в своём распоряжении множество методов для исследования отношений между людьми. Тем не менее, никакие табеля об успеваемости, данные о социальной роли ученика среди сверстников и психологические тесты не дадут полного представления об ученике и не заменят тёплое человеческое общение. Интуитивная чуткость, понимание, доброта и открытость учителя - важнейшие факторы для построения отношений с учащимися.
Активность
Как показывает практика, ученики, которые испытывают привязанность к своему преподавателю, более активны на уроках, лучше воспринимают информацию, с энтузиазмом обучаются новому и, как следствие, показывают высокие результаты. Если, несмотря на свой стаж и профессиональную подготовку, учитель не сумел найти подход к детям, то, скорее всего, успеваемость по этому предмету будет невысока.
Достижения
Для учеников младших классов личность учителя ассоциируется с их первыми попытками и достижениями. Педагог помогает ребёнку учиться читать, считать и писать. Как правило, такое общение надолго откладывается в подсознании ученика, и если такие отношения сложились, то воспоминания о первом учителе будут греть душу до самой старости. Старшеклассники относятся к учёбе по-другому, но и они нуждаются в понимающем старшем друге-наставнике, которым для них может стать учитель.
Проблемы
Если у ребёнка начинаются проблемы с учёбой, то каждый ищет этому свои оправдания. Для родителей это - некомпетентный учитель, который относится слишком строго, для преподавателя - ученик, который совсем не хочет стараться и родители, которые неправильно воспитывают ребёнка или не помогают ему… Но никто не обращает внимание на межличностные отношения между учителем и учеником, которые в большей степени зависят от педагога.
Иногда отличной профессиональной подготовки учителя бывает недостаточно, чтобы добиться успеха в обучении. В первую очередь, хороший учитель должен любить свою профессию и относиться к ней с энтузиазмом, при этом его должны волновать не только показатели в табеле успеваемости, но и сам процесс обучения, заинтересованность учеников предметом, помощь и поощрение.
Главная цель учителя это разбудить в ребёнке тягу к знаниям. А такое возможно только при установлении эмоционального контакта.
Тем не менее, важно помнить, что учитель должен держаться своей роли, не допускать фамильярного отношения со стороны старшеклассников и относиться ко всем одинаково. Подружившись с кем-то из учеников, педагог выходит за рамки допустимого поведения и рискует вызвать неприязнь. Отношение к ученикам должно быть одинаково чутким и внимательным.
Итак, эмоциональная связь между учеником и учителем не только допустима, но и полезна, поскольку процесс обучения становится более продуктивным. Такие отношения должны строиться на уважении, доверии и понимании. Следует помнить, что дружба или особое отношение к кому-то отдельно недопустимо, это может быть во вред репутации педагога, к тому же возможно ученик захочет воспользоваться такой дружбой в корыстных целях.
У некоторых людей, когда они учатся у духовного учителя, появляется привязанность к нему или к ней. Но, как объясняет Его Святейшество Далай-лама, привязанность к духовному учителю, к просветлению, к практике медитации и так далее – необязательно плохо. В ней есть определённая польза: благодаря привязанности мы сохраняем сосредоточенность на том, что очень позитивно. Нам не нужно бороться с этой привязанностью с тем же самым рвением, с которым нужно бороться с привязанностью к охоте, то есть к негативному действию, или с привязанностью к мороженному, то есть к чему-то нейтральному, или с привязанностью к своему мужу или жене, которая представляет собой особый случай.
Привязанность – это беспокоящая эмоция, которая преувеличивает положительные качества какого-либо объекта и не хочет с ним расставаться. Если мы не хотим прекращать следовать духовному учителю – при условии, что это компетентный учитель, – или не хотим бросать медитацию, практику и просветление и продолжаем стремиться ко всему этому – это очень хорошо. Но нам нужно стараться не преувеличивать. Если вы хотите сосредоточиться на положительных качествах учителя – это хорошо, но не преувеличивайте. Не думайте, что учитель в буквальном смысле является буддой, может читать мысли всех существ и знает телефонный номер всех во вселенной. Это преувеличение. Вот за чем нужно следить.
В случае с духовным учителем нужно быть особенно внимательными, потому что, сосредоточиваясь на его положительных качествах, и особенно если мы их преувеличиваем, мы одновременно с этим можем преувеличивать собственные недостатки. В результате мы начинаем зависеть от учителя. Это совсем не то же самое, что полагаться на совет учителя и вдохновение от него. Зависимость – «Я не могу жить без тебя и ничего не могу без тебя делать» – необходимо преодолевать. Настоящий духовный учитель учит нас быть самостоятельными и стать буддой. Он не хочет, чтобы мы от него зависели. В конце концов, Марпа, дав Миларепе учение, сказал ему: «Теперь уходи. Иди в горы, в пещеры. Теперь ты должен практиковать сам». Миларепа полностью полагался на Марпу, он ценил всё, что получил от него, но не был зависимым.
Если у нас есть связь с небуддийским учителем, мы также можем многому от него научиться, при условии, что он компетентный учитель в своей сфере или традиции. Мы можем почувствовать большое вдохновение и многое узнать. Если мы относимся к этому учителю с большим уважением и сосредоточиваемся на его положительных качествах, это очень полезно. В буддизме говорится, что нужно воспринимать каждого как своего учителя и учиться у всех.
Но опять же, важно отслеживать преувеличение хороших качеств, которое возникает из-за привязанности, в частности когда нам кажется, что небуддийские учителя могут привести нас к буддийской цели – к просветлению. Они не пытаются нас туда вести, и нам не нужно преувеличивать, думая, что это произойдёт. Они могут научить нас тому, что полезно на пути: это вполне возможно. Если мы учимся у них, полагаемся на них и не хотим их бросать, потому что это не пустая трата времени, – то нормально. Смысл в том, чтобы не преувеличивать. Даже в случае с буддийским учителем в конечном счёте нам нужно будет идти дальше и быть самостоятельными, как в примере Миларепы и Марпы. Конечно, совершенно нормально и даже необходимо возвращаться к учителю, когда нам нужны дополнительные разъяснения, но без зависимости: у нас нет потребности всегда быть рядом с учителем, подобно щенкам.
Экология жизни. Дети: Феномен, свойственный нашей современной культуре: дети способные, но без мотивации, смышлёные, но не успевающие в школе, умные, но скучающие. Учителя подтверждают, что преподавать стало тяжелее, а ученики теперь менее почтительны и менее восприимчивы. Процесс обучения стал более напряжённым, чем он был десятилетие или два назад.
Феномен, свойственный нашей современной культуре: дети способные, но без мотивации, смышлёные, но не успевающие в школе, умные, но скучающие. Учителя подтверждают, что преподавать стало тяжелее, а ученики теперь менее почтительны и менее восприимчивы. Процесс обучения стал более напряжённым, чем он был десятилетие или два назад.
Изменение модели привязанности наших детей крайне негативно сказалось на обучении…
Обучаемость каждого конкретного ученика зависит от множества факторов:
желания учиться и понимать, интереса к неизведанному, готовности рисковать, открытости к влиянию и критике.
Необходимы также контакт с учителем, внимательность, готовность обратиться за помощью, желание достичь цели и преуспеть, и, особенно, готовность трудиться. Привязанность лежит в основе всех этих факторов и влияет на их возникновение.
При ближайшем рассмотрении можно понять, что восприимчивость ребёнка к обучению определяют четыре основных качества: природная любознательность, интегративное мышление, умение извлекать пользу из критики и контакт с преподавателем. Наличие здоровой привязанности укрепляет каждое из этих четырех качеств, а ориентация на ровесников, наоборот, сказывается на них негативно.
Ориентация на ровесников убивает любознательность.
Дети, обладающие энергией дерзновения, обычно проявляют живой интерес к отдельным областям знаний и действительно стремятся учиться. Они получают огромное удовольствие, тренируя интуицию и вникая в суть вещей. Такие дети ставят общие задачи в обучении, любят быть оригинальными и учатся владеть собой. Такие ученики с радостью берут на себя ответственность и сами стремятся реализовать свой потенциал.
Если эти дети не всегда хорошо успевают в школе, то скорее всего потому, что имеют собственное представление о том, что они хотят изучать, и воспринимают предложенный учебный план как нечто навязанное.
С точки зрения развития, любознательность – это роскошь. Привязанность – вот что имеет наибольшее значение . До тех пор, пока не высвободится хоть капля энергии, уходящей на поиск безопасной и надежной привязанности, движение вперед, к новым открытиям, невозможно. По этой причине ориентация на ровесников убивает любознательность.
Кроме того, любознательность делает ребёнка крайне уязвимым в мире “крутых” сверстников. За наивное удивление и увлечение предметом, за вопрос том, “как это работает” и оригинальность идей его могут пристыдить и поднять на смех. Таким образом, ориентация на ровесников ставит под угрозу само явление любознательности.
Ориентация на ровесников притупляет интегративное мышление.
Для самомотивации очень важно интегративное мышление – мышление, способное одновременно обрабатывать противоречивые мысли и чувства . У ребёнка с хорошо развитыми интегративными способностями нежелание идти в школу соединяется с беспокойством о пропущенных занятиях, нежелание вставать утром компенсируется страхом опоздать. Желание достичь успеха сдерживает нежелание слушать учителя, опасение неприятностей обуздывает нежелание подчиняться.
Чтобы интегративное обучение шло успешно, ребёнок должен быть достаточно зрелым и способным выдерживать двойственность мнений: испытывать смешанные чувства, поразмыслив, менять свое мнение, переживать противоречивые эмоции. Для появления уравновешивающего элемента – компонента, который гасит импульсы, негативно влияющие на обучение – ребёнку также необходима крепкая привязанность.
Он должен быть способен чувствовать глубоко и уязвимо. Например, ребенку необходимо быть привязанным к родителям или учителям настолько, чтобы его волновало то, что они о нем думают, чего ожидают от него, не расстроены ли они и не отдаляются ли от него.Неуязвимость и пренебрежение парализуют учёбу и делают ребенка необучаемым.
Интегративное мышление необходимо для того, чтобы обучение не превращалось в простую зубрежку. Чтобы решить задачу, ученик должен уметь думать в нескольких проекциях. Требуется не только видеть простые факты, но и раскрывать суть вещей, понимать глубокий смысл, улавливать метафоры, открывать основополагающие принципы.
Учащийся должен знать, как выделить главное, очистив от шелухи, и, наоборот, как сложить части в гармоничное целое. Всё, что выходит за рамки конкретного мышления, требует интегративного восприятия.
Для полноценного обучения необходима способность видеть вещи как минимум с двух точек зрения. Если мышление одномерно, оно лишено глубины и перспективы, способности к синтезу и анализу, возможности постичь истину и глубокие смыслы. В таком случае, контекст не принимается во внимание, образ и фон почти неразличимы.
К сожалению, узкое мышление ученика не преобразуется автоматически в интегративное. Интегративная деятельность является продуктом взросления, которое ориентация на ровесников затормаживает. Незрелый человек не может развить интегративные способности.
Наша педагогика и учебный план принимают наличие интегративных способностей у ребёнка как данность. Мы пытаемся заставить детей сделать что-то, что не под силу их умственным способностям, и когда им это не удаётся, мы наказываем их за неудачу.
Те, кто обладает интегративным мышлением, полагают, что все мыслят так же, как они. Однако дети, у которых отсутствует интегративное мышление, не восприимчивы к этому виду обучения, к ним требуется иной подход. Ориентированные на ровесников подростки, как правило, оказываются слабыми учениками – неспособными мыслить, чувствовать и действовать.
Ориентация на ровесников ставит под угрозу обучение методом проб и ошибок.
Большая часть процесса обучения осуществляется через адаптацию, методом проб и ошибок. Мы пытаемся решить новые задачи, совершаем ошибки, упираемся в камни преткновения, заблуждаемся, делаем соответствующие выводы, или кто-то делает их за нас.
Неудачи являются неотъемлемой составной частью учебного процесса, поэтому основным инструментом обучения считается критика. “Бегство от уязвимости”, вызванное ориентацией на ровесников, наносит три сокрушительных удара этому виду обучения.
Первый удар поражает эмпирическую часть процесса.
Изучать новое – значит рисковать: читать вслух, выражать своё мнение, вступать на незнакомую территорию, экспериментировать с идеями. Подобные опыты – это минное поле возможных ошибок, непредсказуемых реакций, негативных откликов. Когда с уязвимостью уже невозможно справиться, как это происходит у большинства ориентированных на подростков детей, такие риски кажутся неприемлемыми.
Второй удар подрывает способность ориентированного на ровесников ребёнка извлекать уроки из ошибок. Чтобы научиться чему-либо на своих ошибках, прежде мы должны их признать и осознать свою неудачу. Если мы действительно хотим извлечь из этого пользу, нужно взять на себя ответственность и принять помощь, совет и критику.
Мозг защищённых от уязвимости детей абстрагируется от всего, что может заставить их почувствовать себя уязвимыми, в данном случае – от признания ошибок и неудач. Указание на то, что именно он сделал не так, вызовет у ребёнка сопротивление и враждебность.
Взрослые часто расценивают такую реакцию как грубость, но на самом деле таким образом ребёнок защищается, чтобы не чувствовать собственной уязвимости. Когда ребёнок слишком защищен от уязвимости, осознание тщетности действий не проникает в него. Это третий удар по методу проб и ошибок.
Чувство неудовлетворенности должно перейти в ощущение тщетности, и тогда мы можем примириться с тем, как обстоят дела. В том, чтобы “зарегистрировать” чувство тщетности, состоит сущность адаптивного обучения. Когда эмоции цепенеют настолько, что мы не чувствуем грусти или разочарования, не достигнув цели, мы не учимся на ошибках, мы не даём выход фрустрации. В случае с учащимися, внешней мишенью будет “дурацкий” учитель, скучные задания и нехватка времени. Внутренней мишенью будет сам ученик, и тогда возможны реакции вроде “Я такой тупой”.
В любом случае, грусть не перейдет в злость, эмоции, связанные с искренним переживанием тщетности, не выйдут наружу. Привычный стиль поведения не изменится, подход к обучению – тоже, и препятствия не будут преодолены. Дети, “застрявшие” в этом образе действий, не учатся извлекать пользу из неудач и критики. Они увязли в том, что у них не получается.
Дети, ориентированные на ровесников, учатся из чувства привязанности, даже если это привязанность к неподходящим учителям.
С точки зрения развития, существуют 4 основных вида учебного процесса. Ориентация на ровесников негативно влияет на 3 из них: на процессы становления, интеграции и адаптации. Ученикам, обладающим энергией дерзновения, необходим преподаватель, который поставит их интересы во главу угла. Ученики с интегративным мышлением сталкиваются с противоречивыми факторами, которые необходимо учитывать при решении задач.
У учащихся адаптивного типа процесс обучения осуществляется через критику и метод проб и ошибок. Такие дети способны учиться, даже не испытывая привязанности к преподавателю. Если исключить эти ключевые процессы, то обучение будет обусловлено лишь одной движущей силой – привязанностью.
Учащиеся, у которых отсутствует энергия становления, интегративные и адаптивные способности, могут учиться только при наличии привязанности. Желание учиться может быть и не глубоким, но достаточно сильным, если оно мотивировано сильной потребностью быть рядом с преподающим взрослым – будь то учитель в аудитории или обучающий на дому родитель, или друг семьи, выступающий в роли наставника.
Привязанность – самая мощная движущая сила в обучении и, безусловно, достаточная для выполнения заданий , даже без помощи любознательности или умения извлекать пользу из критики. Учащиеся, ориентированные на привязанность, руководствуются мотивами, не свойственными другим ученикам.
Например, они больше склонны к обучению через подражание, копирование, запоминание, хорошо воспринимают сигналы. Такие учащиеся хотят быть не хуже других, и будут стараться работать для того, чтобы самоутвердиться, снискать признание и расположение. Проблема возникает не тогда, когда процесс обучения осуществляется только через привязанность, а когда дети начинают привязываться к ровесникам больше, чем к преподавателю.
У ребёнка, привыкшего учиться только через привязанность и сбитого с верного пути ориентацией на ровесников, обучаемость значительно снизится, каким бы многообещающим природным потенциалом он ни обладал. Некоторые дети вполне осознанно принимают решение “съехать в учебе”.
Ориентация на ровесников делает учебу незначимой.
Для ориентированных на ровесников подростков учебные предметы становятся не важными.
Дети, ориентированные на подростков, интуитивно чувствуют, что важнее всего друзья и пребывание рядом с ними.
Ориентация на ровесников крадет учителей у учеников.
Незрелым молодым людям учиться помогает привязанность. Чем меньше у ребенка энергии становления, интегративных и адаптивных способностей, тем больше он зависит от привязанности. Дети, ориентированные на взрослых, смотрят на них как на стрелку компаса, указывающую координаты и направление движения. В таком случае, они будут, скорее, верны учителю, чем группе ровесников, и будут воспринимать учителя как образец для подражания, авторитет и источник вдохновения.
Привязанность детей к преподавателю наделяет последнего естественной силой руководить поведением ребёнка, внушать ему добрые намерения, прививать общественные ценности.
Это Вам будет интересно:
Дети лучше учатся, когда любят своего учителя и считают, что учитель тоже их любит. Как известно, путь к мыслям ребёнка лежит через его чувства. Дети, ориентированные на ровесников, автоматически становятся учениками, ориентированными на привязанность, не имеющими энергии становления и неспособными к интегративному и адаптивному видам обучения. Проблема заключается в том, что направленная в неверное русло привязанность толкает их на ложный пусть обучения не у тех “учителей”.
Ориентированные на ровесников ученики становятся менее зависимыми от учителя, очевидно, к радости большинства перегруженных преподавателей. Такие учащиеся не достигнут успехов в учёбе. Учитель может руководить, только если ученики идут за ним, а ученики пойдут только за тем учителем, к которому испытывают привязанность. опубликовано
Г.Ньюфелд. Г.Матэ. Глава 13 – "Необучаемые” ученики